10
. Итак, в тот миг, когда человек поднялся выше душевного служения в мысли и знании своем, которое состоит в действенной добродетели,[887] и сознание его возвышается к духовному образу жизни, насколько это достижимо здесь для человеческого естества, тотчас изумление Богом прилепляется к нему, и от движений прежних помыслов успокаивается он и утихает, и этими духовными движениями любви возбуждается весь разум его. Вместе с этим знанием страх отнимается от человека, и свободой от помыслов,[888] которая превыше всякого страха и мысленного страдания, бывает движимо мышление по образу нового века: и это <потому, что> удостоился он, по благодати Христовой, <принадлежащей> образу жизни нового человека, тех движений, которые возникают в естестве там, в Царстве Небесном.11
. И когда, опять же, удаляется он от них,[889] <переживает> он душевную радость, и в мысли своей и в помыслах своих он не таков, как чада мира сего, ибо с этого <времени> возрос он в свободе от помыслов,[890] наполненной движениями знания и изумления Богом. И поскольку он живет в знании, которое превыше души, и поднялся над страхом, пребывает он в радости о Боге в движении помыслов своих на всякий миг, как свойственно детям.[891]12
. Таковы движения помыслов на этих трех уровнях и знание этих движений.13
. Итак, кто телесен в знании своем, тому невозможно быть превыше страха смерти в помыслах своих, но постоянно ужасается он при воспоминании о ней. Будучи телесным, он и думает о телесном, а потому живет в нём постоянно и сомнение в воскресении.14
. В душевном <человеке> живет[892] страх. Не думает он об <относящемся> к телу – о смерти его, о скорби его, о благах его, о злостраданиях его, – но легко принимает он это ради грядущих <благ>. Ибо поистине он разумен; впрочем, обладает он только <тем, что относится> к душе, то есть непрестанной мыслью[893] о воскресении из мертвых.[894]15
. Духовному же <человеку> ничто из этого <не свойственно>, но пребывает он в знании и в радости божественной, ибо сделался он сыном <Божиим> и причастником тайны Божией.16
. Из этого понимает человек меру знания своего и подвижничества своего, <а именно> из тех движений, которые возникают в нем постоянно, пока пребывает он в подвигах своих и в знании своем <в течение> краткого срока земной жизни своей.[895]17
. Ибо бывает также, что <человек> в подвигах своих и в знании своем оставил телесность, но еще не достиг душевного <уровня>,[896] который есть совершенное покаяние и совершенство страха Божия. Тогда с обеих сторон возникают в нем помыслы.18
. Ибо весьма малочисленны те, кто удостоился полноты душевного <уровня>.[897] Это – вершина[898] покаяния. Это образ жизни, которым обладает кафолическая Матерь наша.[899]19
. Бывает, опять же, что усовершенствовался <человек> в душевном <делании>,[900] но еще не вошел в духовный образ жизни, и лишь немногое <из последнего> начало пробуждаться в нем. Пока во всём подвижничестве своем он еще на душевном <уровне>, иногда случается, что некие духовные движения время от времени возникают в нем неразличимо, и начинает он ощущать в душе своей радость и сокровенное утешение: подобно некоей вспыхивающей молнии, если уместно такое сравнение, некие таинственные прозрения возникают и возбуждаются в разуме его. И тотчас сердце его взрывается радостью. Даже если это скрывается и отнимается от него, ясно, что разум его <остается> исполненным надежды.20
. Знаю человека по соседству,[901] который <ощущает> вкус этих вспышек молний. Но, хотя таинственное прозрение мгновенно проносится через разум его и удаляется, тем не менее вспышка радости от <этого прозрения> и вкус его длятся долго, и тишина, происходящая от этого, спустя долгое время после того, как это уходит, бывает разлита в мышлении его; также и состояние тела и членов тела становится мирным, и <ощущают они> великое отдохновение; а радость наслаждения этим чудом отмечена в высший момент на мысленных устах его.[902] При таких <переживаниях> недолго <требуется человеку>, чтобы презреть временный мир, а утешению надежды на грядущее – чтобы прийти к утомившемуся страннику.[903] Это служит для него указанием, чтобы он не свернул на путь страстной жизни,[904] ибо с этих пор нет у него другой надежды, кроме этой.21
. Много кораблей сбилось с пути в этом океане. Хотя ушами они[905] слышат и устами читают,[906] силы знания этой надежды не коснулись[907] они даже кончиком мизинца. По этой причине, несмотря на тяжкие и трудоемкие труды[908] кормчих своих и <несмотря на> восхитительное знание свое,[909] не могут они в намерении своем презреть мир сей, что означает умерщвление человеком сердца[910] посредством смирения и самозабвения.[911]