О Чехове

Литературное общество, студенты, Евреинова, Плещеев, девицы и проч. расхваливали мой "Припадок" вовсю, а описание первого снега заметил только один Григорович, и т. д. и т. д. Будь у нас критика, тогда бы я знал, что я составляю материал - хороший или другой, все равно - что для людей, посвятивших себя изучению жизни, я так же нужен, как для астронома звезда... А теперь я, Вы и проч. похожи на маньяков, пишущих книги и пьесы для собственного удовольствия. Собственное удовольствие, конечно, хорошая штука, оно чувствуется, пока пишешь, а потом?"

***

Ему же, 30 декабря 1888 г. Москва.

..."Прошлое у него прекрасное, как у большинства русских интеллигентных людей... Настоящее всегда хуже прошлого. Почему? Потому что быстро сменяет утомляемость. Человек сгоряча, едва спрыгнув со школьной скамьи, берет ношу не по силам, берется {259} сразу и за школы, и за мужика, и за рациональное хозяйство, и за "Вестник Европы"... воюет со злом, рукоплещет добру, любит не просто и не как-нибудь, а непременно или синих чулков, или психопаток, или даже проституток. Но едва дожил до 30-35 лет, как начинает уже чувствовать утомление и скуку. У него еще и порядочных усов нет, но он уже авторитетно говорит: "Не женитесь, батенька... Верьте моему опыту". Или "Что такое либерализм?

Между нами говоря, Катков часто был прав". Он готов уже отрицать и земство и рациональное хозяйство, и науку и любовь..."

... "Чувствуя физическое утомление и скуку, он не понимает, что с ним делается и что произошло".

***

"Русский человек - умер ли у него кто-нибудь в доме, заболел ли, должен ли он кому-нибудь, или сам дает взаймы - всегда чувствует себя виноватым".

"Такие люди, как Иванов, не решают вопросов, а падают под их тяжестью и становятся "надломленными" и "непонятыми". Всё от возбуждаемости, присущей нашей молодежи".

"Социализм один из видов возбуждения. Где же он? Он в письме Тихомирова к царю. А чего стоят все русские увлечения: война утомила, Болгария утомила до иронии, Цукки утомила, оперетка тоже".

"Утомляемость (это подтверждает д-р Бертенсон) выражается не в одном только нытье или ощущении скуки. Жизнь утомленного человека очень не ровна. Все утомленные люди не теряют способности возбуждаться в сильнейшей степени, но очень ненадолго, причем после каждого возбуждения наступает еще большая апатия".

{260} ... "Когда я писал пьесу, то имел в виду только то, что нужно, то есть одни только русские черты. Так, чрезмерная возбуждаемость, чувство вины, утомляемость - чисто русские.

...Говорю Вам по совести, искренне, эти люди родились в моей голове не из морской пены, не из предвзятых идей, не из "умственности", не случайно. Они результат наблюдения и изучения жизни. Они стоят в моем мозгу, и я чувствую, что я не солгал ни на один сантиметр и не перемудрил ни на одну йоту".

***

А. С. Суворину, 7 января, Москва, 1889 г.

..."Я рад, что 2-3 года тому назад я не слушался Григоровича и не писал романа! Воображаю, сколько бы добра я напортил, если бы послушался. Он говорит: "талант и свежесть все одолевают". Талант и свежесть многое испортить могут - это вернее. Кроме изобилия материала и таланта, нужно еще кое-что не менее важное. Нужна возмужалость - это раз: во-вторых необходимо чувство личной свободы, а это чувство во мне стало разгораться только недавно. Раньше его у меня не было; его заменяли с успехом мое легкомыслие, небрежность и неуважение к делу".

***

В. А. Тихонову, 10 февраля 1889 года, Москва.

... "из Вас едва ли может выработаться театральный критик. Вы человек рыхлый, наклонный к припадкам лени, впечатлительный, а все сии качества не годятся для строгого критика, беспристрастного {261} судьи. Чтобы уметь писать критику, нужно быть в душе тою рябой бабой, которая без милосердия будет бить Вас. Когда Суворин видит плохую пьесу, то он н е н а в и д и т автора, а мы с Вами только раздражаемся и ноем: из сего я заключаю, что Суворин годится в судьи и в гончие, а тех (меня, Вас, Щеглова и проч.) природа сработала так, что мы годимся быть только подсудимыми и зайцами. Едина честь луне, едина солнцу..."

***

А. С. Суворину, 8 апреля 1889 года. Москва.

..."Читать веселее, чем писать. Я думаю, что если бы мне прожить еще сорок лет читать, читать и читать и учиться писать талантливо, то есть коротко, то через сорок лет я выпалил бы во всех вас из такой большой пушки, что задрожали бы небеса. Теперь же я такой лилипут, как и все".

***

Ему же, начало мая, 1889, Сумы.