Первое, что мне предстояло сделать – это не забыть взять с собой пакет с едой, потому что теперь я питалась отдельно от моих соседей по дому. Но естественно, это была не самая трудная задача. Руководящая должность и составление одонтограмм позволили мне более широко взглянуть на нашу деятельность. Теперь мне приходилось помнить обо всех телах, которыми занимались мои коллеги. Я знала, откуда привезли те или иные трупы, я могла представить, как выглядят их могилы, я общалась с гораздо бóльшим количеством живых людей, чем это было раньше. Я разбиралась с различными просьбами и жалобами от персонала, оказывала помощь больным и тем, кто страдал от стресса; я проводила экскурсии для различных гостей, постоянно оценивала работу коллег и писала горы отчетов для Хосе Пабло. Будь я просто еще одним рядовым антропологом, я бы делала куда меньше, но тогда не смогла бы увидеть картину целиком.
Работа с одним отдельно взятым телом представляет собой головоломку или задачу, к решению которой я, как антрополог, подхожу с профессиональной радостью: это требует от специалиста задействовать и руки, и голову. Дело всегда начинается одинаково: как только тело извлечено из рентгеновского кабинета и сфотографировано, а одежда снята, нужно осмотреть его с планшетом в руке, пропальпировать, чтобы определить отсутствующие кости, при необходимости обнажить и извлечь кости, имеющие значение для антропологического и патологоанатомического исследования. Затем нужно реконструировать кости, разрушенные в результате травмы, а после – обсудить эту травму с патологоанатомом. Даже если дело трудное, эти обязательные шаги гарантируют, что работа в итоге будет сделана. Затем наступает время проанализировать данные, полученные при исследовании костей, чтобы определить возраст, пол и рост.
После осмотра наступает время писать отчет. Возможно, после того как отчет будет написан, мысли о погибшем будут роиться в голове еще некоторое время. Но прежде чем эти размышления приведут к пониманию, что нынешний случай был точно таким же, как, например, в Кигали, прежде чем удастся заметить, что жена погибшего лежит в соседнем помещении, прежде чем почувствовать грусть, на стол ляжет следующий труп, с которым патологоанатом хочет закончить его до обеда. Щелк! На сей раз удалось спастись от рефлексии. В эту игру можно играть бесконечно долго – пока не вернешься из миссии. Уже дома, в десятках тысяч километрах от морга я обнаруживаю себя плачущей в подушку, потому что детали мозаики собираются воедино. Именно от этого ограждают протоколы ведения дел в морге Трибунала. Через две недели после того, как я стала заместителем Хосе Пабло, я потеряла эту защиту.
Бóльшую часть времени я проводила в морге, и здесь взаимосвязь тел друг с другом осознавалась очень остро. Здесь было много родственников. Погибали семьями – мы знали это благодаря собранной волонтерами ТПО информации. Располагай мы похожими данными в Кибуе, мы столкнулись бы с тем же: семьи бежали вместе и были убиты вместе. Выживших было немного – им повезло. В целом я нормально воспринимала все это, пока мой покой не нарушали живые. Так, одна шведка чуть было не выбила мне почву из-под ног.
Шведское правительство предоставило МТБЮ двух археологов и одного антрополога. В первый же день я повела антрополога – зрелую и умную женщину – знакомиться с моргом и нашими антропологическими протоколами работы. Я дала ей относительно чистый скелет (то есть с очень небольшим количеством мягких тканей) и поручила разложить его в правильном анатомическом положении. Она принялась за дело, а я решила не стоять у нее над душой. Несколько минут спустя один из прозекторов сказал мне, что мне лучше посмотреть на новую сотрудницу. В помещении ее не было. Я посмотрела на скелет, который я ей поручила: он был практически полностью разложен, и даже самые трудно фиксируемые мелкие кости рук находились в идеальном анатомическом положении. Выйдя на улицу, я сразу нашла ее за дверью, на крыльце. Она сидела там одна, бледная и опустошенная. Едва взглянув мне в глаза, она махнула рукой в сторону морга:
– Я никогда раньше не видела ничего подобного. Это же ребенок… Как… Почему?.. – ее голос затих, она опустила голову, и ее плечи задрожали.