О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта

На обратном пути в Скопье с грузом подарков я думала о той опустошенности, которую ощущала в первые дни своего пребывания в морге. Я вспомнила, как подошла посмотреть зубы у одного из трупов. Тело было совсем свежее, и когда Эрик перевернул его на спину (плечи были приподняты, голова наклонена вперед), на секунду показалось, будто мертвец спит. Я вспомнила и одного старика. Моя чувствительность к вскрытиям, которые делали другие, была выше, чем когда-либо раньше: меня начинало тошнить, если я, к примеру, видела на столе отрезанную голову с перекошенным скальпом. Когда я готовила зубы к анализу для составления зубной формулы, мне иногда было противно вычищать клочья волос из промежутков, – а эта процедура повторялась примерно десять раз каждый день. Я чувствовала, что изменилась с 1996 года. Я вспомнила время, проведенное в 1994 году в кабинете судмедэкспертизы в Аризоне. Там патологоанатомы проводили вскрытия рядом со столами антропологов, и это было испытанием для моей нервной системы. От запаха свежей крови меня мутило гораздо сильнее, чем от запаха разлагающегося тела, а вид подростка с длинными ресницами, который несколько часов назад выстрелил себе в голову снизу, будоражил меня гораздо дольше, чем факт того, что наш очередной эксгумированный скелет был обглодан животными.

Я задумалась: не связано ли обострение моего чувства беспокойства в Косово с тем, что я оказалась в незнакомой обстановке – вначале в поле, а затем в морге? Я пришла к выводу, что все-таки виной тому была смена профессиональной роли: я больше не могла по-настоящему погружаться в свою работу. Не совершила ли я ошибку, согласившись на новую миссию? Передумывать было уже поздно, и я решила мыслить позитивно. Я вспомнила один случай. В мае Эрик обнаружил череп без зубов, для которого не нужно было делать одонтограмму. Но я все равно решила посмотреть. Когда я подошла к столу, Эрик показал мне на массивный перелом в основании черепа.

– Я не могу это объяснить, – сказал он.

Я осмотрела череп внимательнее. Непонятно… Вокруг вероятной точки удара отсутствовало много костей, не было видно очертаний перелома, по которым можно было сделать какие-то предположения о природе вызвавшего его орудия. Затем я повернула череп и увидела, что на лобной кости имеется неглубокая вмятина. Я заметила:

– Смотри, какая интересная травма от тупого орудия.

Я думала, Эрик ее уже осмотрел. Оказалось, что нет. Я указала на прямоугольный дефект с закругленными краями на лбу – типичная травма тупым предметом, не проникшим сквозь кость. Я дала Эрику стоматологический зонд из своего запаса, он несколько раз провел им по вдавленной кости и вдруг воскликнул:

– Клиа, ты невероятная!

Это не был обычный комплимент в духе «Ах, какая ты красавица», это было искренне. Эрик предположил, что перед нами след от приклада винтовки. Я взяла специальную щетку с тонкой щетиной, еще немного почистила впадину, и она проявилась прямо посередине лба. Эрик был восхищен:

– Ты действительно отличный антрополог!

Эрик позвал Алена, чтобы показать ему, как правильно фотографировать след от приклада, потом рассказал всем ассистентам, какая я замечательная, и продолжил дурачиться, заставив всех жать мне руку, хлопать по спине и всячески благодарить за то, что было просто-напросто моей работой.

Несмотря на склонность Эрика вне морга осыпать меня пылкими комплиментами – он то говорил, что я напоминаю ему девушку с этикетки рома Negrita Rhum, то называл меня прекрасной русалкой, – на работе он всегда вел себя очень профессионально.

Вернувшись в Косово, я немедленно ощутила, что за прошедшие без меня недели ситуация в морге и на объектах заметно осложнилась. На месте сбора машин конвоя возле ресторана «Лайон» на меня вдруг набросился Альдо (он все еще был руководителем полевой группы). Он был вне себя из-за какой-то кадровой проблемы. От напряжения у него даже вздулись вены на шее. Его голос тонул в кружащихся в моей голове мыслях. Я понимала: что-то изменилось и что меня теперь будут критиковать за все подряд. Альдо кричит на меня? Мы что, вернулись на несколько лет назад?

Несколько дней спустя в морге ко мне подошел наш полевой координатор Имонн и сказал, что вскоре должен приехать журналист из «Ньюсуика». Имонн уточнил, что МТБЮ разрешил этому журналисту ходить везде, где ему захочется, и попросил меня провести для него экскурсию по моргу. Когда журналист приехал, вначале я, стоя у входа, рассказала ему в общих чертах о нашей работе. Затем я решила взять его на совещание с Эриком. Прежде чем я сумела объяснить, кто это и почему он здесь находится, Эрик пришел в негодование:

– Кто этот человек?! Почему меня никто не предупредил?! Сначала надо было посоветоваться со мной! Как у вас хватило наглости привести сюда, где мы проводим вскрытия, непонятно кого?! Это недопустимо. Я здесь главный патологоанатом.