О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта

Без сомнений, именно преодоление и контроль над стрессом помогли мне сохранить спокойствие в этой миссии. Уже ближе к отъезду, в разгар очень напряженного рабочего утра Жуау, наш новый португальский патологоанатом, подошел ко мне:

– Эрик на улице, и ему нужен антрополог, – и со свойственным ему обаянием добавил: – Он просил позвать хорошего антрополога, поэтому, естественно, я обратился к вам.

Выйдя на улицу в халате и белом фартуке из чего-то типа полиэтилена, я увидела четыре десятка гробов без крышек, выстроившиеся на гравийной обочине вдоль подъездной дороги. В каждом гробу лежал белый мешок для останков и синий мешок для одежды. Я никогда раньше не видела гробов, подготовленных для возвращения останков семьям, они напомнили мне ланч-боксы, в которые кто-то заботливо положил по одному сэндвичу и одному печенью – всем одинаковые, чтобы никому не было обидно.

Эрика я обнаружила в рефрижераторе Комиссии по жертвам. Он рылся в содержимом одного из мешков с останками. Рядом с грузовиком стояла с папкой в руках американка со светлыми волосами, сотрудница Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Я подошла поближе и поздоровалась. Женщина спросила меня, в каком возрасте обычно срастается дистальный отдел бедренной кости. Я ответила:

– Лет в семнадцать-девятнадцать.

Эрик вытащил из мешка дистальную часть бедренной кости, демонстрируя нам, что она не срослась полностью. Затем он достал нижнюю челюсть в прозрачном пакете, и показал мне, что третьи моляры не прорезались, хотя этот признак не считается надежным при оценке возраста. Нам хватило взгляда на бедренную кость, чтобы прийти к общему заключению, что мы имеем дело с трупом подростка. Руководитель группы Комиссии по жертвам, другой американец, подошел к нам с папкой, в которой были протоколы вскрытий МТБЮ, а также списки тел, опознанных членами семей. Он указал на тело, которое осматривал Эрик:

– Этому человеку должно быть тринадцать лет.

Я посмотрела на его стопку бумаг с загнутыми краями и спросила:

– Так, хорошо, а какой возрастной диапазон мы указали?

– От десяти до шестнадцати, – ответил он.

– И? – не понимала я, – Тринадцать в этом диапазоне.

Он посмотрел на меня, ничего не ответив. Я продолжила:

– Что не так? Что вас беспокоит? В чем проблема?

И тут мужчина сказал нечто невероятное:

– Если ему тринадцать, почему он не помещается в гроб?

Я молча уставилась на него.

– Мне сказали, – продолжил он, – что этот гроб подойдет для тринадцатилетнего, поэтому я думаю, что труп не тот.

Меня поразило, как мы, располагая одной и той же информацией, пришли к таким разным выводам. «Проблема» не имела ничего общего с телом, а была связана только с гробом. Я с трудом сдерживала смех, потому что мужчина с каждой минутой выглядел все более печальным и озабоченным.

– Ну, – сказала я, – я не могу сказать вам, тринадцать ли ему, но точно могу сказать, что меньше семнадцати. Люди меняются, знаете ли.

Он пробормотал, что это уже второе тело, которое не помещается в гроб, и поблагодарил меня за помощь. Я посмотрела на женщину, мне показалось, что ей было неловко и стыдно. Эрика интересовало исключительно содержание мешка, так что он пропустил наш диалог мимо ушей, а зря. Сотрудники Комиссии по обнаружению и идентификации жертв подвергли сомнению правильность проведенной нами идентификации на основании того, что идентифицированные тела не помещаются в гробы, которые они для них заказали.

Я восприняла инцидент с Комиссией по жертвам как небольшую проблему. Обычно эта организация функционировала вполне успешно, и на то время они уже вернули большую партию останков семьям. Этот успех стал результатом их сотрудничества с МТБЮ, предоставившего одонтограммы и обработанные фотографии зубов, а также специальные отчеты о вскрытиях и антропологических анализах. Оглядываясь назад, я воспринимаю эту совместную работу МТБЮ и Комиссии по жертвам как ответ на мое «двойное видение». У меня была идея: в частном порядке разместить в интернете ссылки на трансляции с мест захоронений, чтобы родственники жертв могли наблюдать за эксгумацией, при этом не мешая нам на месте делать свою работу. МТБЮ организовал все проще, но и более личностно: если нельзя избежать использования тел в качестве вещественных доказательств, то пусть это будет сделано так, как положено. При этом процесс опознания и возвращения останков семьям постарались максимально ускорить и облегчить. Для этого в 2000 году была Комиссия по обнаружению и идентификации жертв.