О чем я молчала. Мемуары блудной дочери

А ведь все шло так хорошо. Всю осень до меня доходили хвалебные отчеты о том, как отец принимал различных глав государств. Три недели назад я видела разворот на две полосы в «Пари Матч»: отец стоял рядом с генералом де Голлем. Других высокопоставленных лиц на фотографии не было, даже шаха. Отец понравился де Голлю, вероятно, из-за приветственной речи, которую он произнес на чистом французском с отсылками к французской литературе. Де Голль наградил отца орденом Почетного Легиона. Когда я взволнованно упомянула об этой фотографии в телефонном разговоре с отцом, тот ответил: «Рано радоваться; мне это еще припомнят».

В женевской школе мы вели уединенный образ жизни. У меня не было возможности читать персидские газеты, а контакт с внешним миром ограничивался визитами родственников и друзей, проходившими под надзором. Я позвонила матери и расспросила ее об аресте; та заверила меня, что это слухи, а отец уволился и ждет выхода на другую работу в нашем доме на берегу Каспийского моря. Мол, у него заслуженный отдых. Тетя Мина написала, что ему предложили должность министра внутренних дел, и она ждет не дождется, когда я приеду на каникулы. Я должна была провести рождественские каникулы во Франции, но мне сказали, что планы изменились и я поеду домой. В остальном я не заметила ничего подозрительного.

Мой кузен Реза, сын тети Нафисе, учился в школе «Ле Розе» в Швейцарии и летел со мной в Тегеран одним рейсом. Как только мы заняли свои места в самолете, я сказала, что не знаю, зачем меня вызвали домой (Резу тоже заставили внезапно изменить планы), и предположила, что это как-то связано с отцом. Да, ответил он и помахал у меня перед носом газетой. С передовицы на меня смотрело лицо отца; заголовок крупными буквами гласил, что он арестован.

В заметке перечислялись предъявленные ему обвинения, в том числе взяточничество и растрата бюджетных средств. Вместе с ним арестовали еще сорок человек, в основном подрядчиков. В отчете иранской тайной полиции САВАК говорилось, что отец сотрудничал с оппозицией; его обвиняли в «нарушении субординации» и в хороших отношениях с религиозными лидерами. Два премьер-министра – Асадолла Алям и его преемник Хасан Али Мансур, ровесник моего отца, которого тот считал другом, сочли его «проблемой». Первый не мог простить отцу его высокомерия; второй, молодой и очень амбициозный, видел в нем серьезного конкурента.

Отец встречается с президентом Франции Шарлем де Голлем

Утром после своего приезда, услышав знакомые звуки и запах кофе, я на миг поверила, что ничего не изменилось, что войдя в гостиную, увижу там отца, приветливо улыбающегося гостям. Там была тетя Мина и господин Халиги, сочинивший стихотворение в честь моего возвращения; в нем говорилось об отце, который не смог встретить дочь в аэропорту. Мрачное лицо господина Мешгина освещалось столь редкой для него вымученной улыбкой. Голи тепло мне улыбнулась, а Ширин-ханум не стесняясь поносила упадничество и безбожие династии Пехлеви.

Рядом с матерью сидел господин Рахман и неотрывно смотрел на меня. Наверняка он делал так, просто чтобы мне стало не по себе. Теперь он официально состоял в маминой свите и был постоянным гостем в нашем доме и героем папиных дневников. Рахман предупредил, что Мансуру теперь принадлежит вся власть, но на самом деле это иллюзия; никто не знает, что уготовано ему судьбой. Мать высказалась куда резче. Как можно не помнить о том, что именно его отец, последний премьер-министр при предыдущем шахе, сдал Реза-шаха британцам? «У его сына менее надежные покровители – американцы, и мы видим, что он предпочел предать свою страну».

Господин Бехдад, известный адвокат, который впоследствии взялся защищать отца, тоже был там в то утро, как и господин Эсмаили, директор по вопросам парков и озеленения, ставший у нас частым гостем. В тюремной камере отца каждый день стояли свежие цветы; после освобождения он узнал, что их анонимно присылал Эсмаили. В последующие месяцы и годы я научилась ценить преданность людей, от которых ее совсем не ждешь, – Эсмаили или Зиа, начальника отдела кадров, которого я прежде считала обычным лизоблюдом.

Зиа предложил матери – он называл ее Незхат-ханум – прийти на аудиенцию к премьер-министру и убедить его в невиновности «господина мэра» (он всегда называл отца не иначе как «господином мэром»); тогда его, возможно, скоро отпустят.

– Мой дорогой друг, – с некоторым раздражением произнес Халиги, – премьер-министру ли не знать, что Ахмад невиновен. Вы, кажется, забыли, что они-то и сфабриковали обвинения. Что нам нужно сделать, так это выяснить, почему он на самом деле в тюрьме.