О чем я молчала. Мемуары блудной дочери

У матери тоже была штаб-квартира в нашей гостиной; в течение дня туда врывались люди и приносили последние новости. Беспрестанно булькала кофеварка. Мой брат и дядя Реза рано утром ушли посмотреть, что творится в городе. Я осталась дома. С книгой в руке я то и дело заходила в гостиную, где спокойно восседала мать, притворявшаяся, однако, что за внешним спокойствием не находит себе места и переживает за отца, город и народ. Но что она может сделать в данных обстоятельствах, кроме как охранять тылы и быть готовой к чрезвычайной ситуации? На самом деле она переживала только за отца. Как заметила моя наблюдательная тетя Мина, она встречала женщин, притворявшихся, что любят мужей, хотя на самом деле это было не так, но никогда ей не доводилось встречать таких уникумов, как Незхат, – женщин, которые бы очень любили мужей, но всеми силами настаивали, что им нет до них дела.

Вспоминая, кто приходил к нам в тот день, я поражаюсь, насколько разные и непохожие это были люди. Но все приходили из-за нее. У матери была одна особенность: она нанимала людей или ходила к врачам и парикмахерам, только если те вызывали у нее личную симпатию; если этого не происходило, никакие рекомендации не могли ее убедить. А симпатию у нее вызывали те, кто с ней соглашался, а также те, кто умел ею манипулировать и убеждать, что они на ее стороне. Это касалось не только знакомых: в нашу дверь часто стучались незнакомые люди и говорили, что встретили миссис Нафиси в магазине, в такси, в автобусе, и та пригласила их к себе домой на кофе.

Хотя большинство этих людей не слишком интересовались политикой, в нашей гостиной они невольно становились участниками горячих политических дебатов. Ни у кого из нашей семьи политическая карьера, мягко говоря, не сложилась, но все мы обладали очень сильным гражданским самосознанием. Я могла бы обобщить и сказать, что это справедливо почти для всех иранских семей: государство так назойливо вмешивается в нашу жизнь, что иранцы попросту не могут быть в стороне от политики. Но интерес моих родителей к политическим событиям, их осмыслению и анализу, далеко превосходил среднестатистический. Например, интересы тети Мины были по большей части связаны с частной жизнью; она была предана своей семье и небольшому кругу друзей. Мать же по натуре была публичным человеком и политической интриганкой. Обмен рецептами ее не интересовал.

В середине утра пришла неожиданная гостья. Аме Хамдам, никогда не являвшаяся без приглашения, вдруг почтила нас своим присутствием. Сказала, что не задержится надолго и ей надо поговорить с матерью. Аме Хамдам всегда меня интриговала. Я попыталась стать незаметной, но держалась неподалеку и слушала. Разговаривали тихо; до меня доносились обрывки фраз.

– …но это не из-за него, – сказала аме Хамдам.

– А из-за кого же? – ответила мать и многозначительно покачала головой. – Он всегда хотел, чтобы я оставалась никем. Помнишь, я хотела получить водительские права? Он даже тогда вмешался.

Тут я заподозрила, что отец послал аме Хамдам, чтобы разубедить мать баллотироваться в парламент. Он знал, что тогда точно не сможет контролировать ее и ее злосчастный язык.

– Тебе ли не знать, – сказала она. – Я была создана для карьеры! Я мечтала стать врачом!

– Это другое, – тихо отвечала аме Хамдам. – Они же как волки. Безжалостные.

Но мать думала о своем. Сказала, что ее брат Али стал врачом, и медицина у нее в крови.

– У меня так хорошо получалось, – задумчиво проговорила она, – но мне не позволили продолжать учебу. Саифи был очень болен. Я не могла его оставить. А потом, – вздохнула она, – стало слишком поздно. Теперь же я могу наконец делать что хочу, но он мне не разрешает. – Все это время она смотрела на кофеварку, избегая встречаться взглядом с аме Хамдам.

– Ты же знаешь, я всегда желала тебе только добра, – сказала аме Хамдам, взяв из ее рук чашку кофе. – Но эта работа не принесет тебе ничего, кроме горя.

– Как ты можешь так говорить? – ответила мать и резко повернулась к ней. – Я всегда равнялась на тебя.

Аме Хамдам возразила, что она – простая учительница и не ввязывается в политику. А все другие кандидатки в той или иной мере люди публичные:

– Поверь, Незхат-джан, я бы не пришла, не будь я уверена, что эта работа принесет тебе лишь вред.

Мать застыла, как камень.

– Надо было родиться мужчиной, – сказала она и многозначительно покачала головой. – Тогда бы я смогла делать что хочу. Я хоть когда-нибудь смогу заниматься тем, для чего была рождена?

– Твой пол тут ни при чем, – терпеливо ответила аме Хамдам. – У твоей семьи с политикой не клеится, вот в чем дело. Ахмаду тоже не надо этим заниматься. Взгляни на моего брата Саида. Он впал в немилость и потерял работу. Теперь вся его бедная семья страдает. Политика приносит нам несчастье.