О чем молчал Толкиен (СИ)

… На следующее утро мы вышли за ворота «гостеприимного» Ривенделла. Для меня это было радостью. Я надеялась, что вдали от эльфийской магии Арагорн обратит внимание на привлекательную меня. Остальные грустили и оглядывались на дворец владыки Элронда.

Я посвистывала, легкой походкой топая в середине отряда. Сумку нести мне не приходилось – я загрузила Грр-Хаши, и она теперь трусила рядом со мной. Перед началом похода я хотела стащить из Каминного Зала лютню. Видимо, Элронд догадался о моих намерениях и строго-настрого запретил ее брать. Ну и черт с ним, пусть подавится своей лютней.

Через несколько дней мое настроение опустилось глубже Марианской впадины. Почему?

Да потому, что с уходом из Ривенделла Бродяжник стал бука букой. Сам на себя не похож! Раньше с ним можно было поболтать ни о чем, он шутил, всегда с какой-то своеобразной самоиронией, словно всегда издеваясь над самим собой: «я король, и что дальше?». Он любил играть с кошкой. Он общался со мной… ну, как с другом. И я надеялась, что, избавившись от магического дурмана, он увидит во мне девушку.

Но с выходом из эльфийских владений он стал обращать внимание на меня ровно в таком объеме, как и на остальных членов отряда, ну то есть вообще никак. Реально, для него Леголас, Гимли, Боромир и хоббиты появлялись, только когда им нужно было отдать просьбу-приказ.

Он обращался без жесткой необходимости только к Гендальфу и Фродо. С магом они все время что-то там тихо обсуждали, видимо, стратегию и тактику, то есть решали, как лучше идти. Ну, а Фродо – это вообще отдельная песня. Бродяжник обращался с ним, как озабоченная курица носится со своим единственным цыпленком, только что не кудахтал. Мне удивительно было, как он его еще в кусты в одиночку отпускает – а то вдруг там злые орки, укусят нашего Фродочко за пальчик (или то, что он в кустах использует)! У меня чесался язык подбросить Страннику эту гениальную мысль, но было серьезное опасение, что он сарказма не поймет, реально будет Хранителя сопровождать туда и обратно.

Такое поведение меня, мягко говоря, насторожило. Я успела, как мне казалось, узнать некоронованного короля за месяц в Ривенделле – мы часто пересекались на тренировочной площадке, да и в свободное время общались. И он был вполне обычным парнем. Искоса поглядывал на меня, размахивая мечом (а я и рада стараться – упражнялась в остроумии, как могла), фыркал моим особенно забавным ляпам, пару раз подкинул идеи, как немного упростить тот или иной прием, сам показал несколько хитрых движений, пояснив, что выучил их на Тракте. Когда на следующий день я радостно продемонстрировала эти приемчики Леголасу, тот… очень обиделся. Сказал, потирая ушиб, что приемы недостойные и подлые. Я пожала плечами и фыркнула: «Достойно или нет – если я выживу – любой прием хорош». К чему я это рассказала – когда я так заявила Леголасу, Бродяжник кивнул, подтвердил – для выживания любой прием хорош.

А сейчас…

От непонимания я стала беситься. Ну знаете, когда человек не знает, что делать, волнуется за кого-то, он свое волнение, неуверенность срывает на причине своего беспокойства. И еще… Каждый день я задавала себе вопрос: и что дальше? Что мне делать с Кольцом? Куда я пойду? Что я ДОЛЖНА сделать?

Ответов не было…

Зато была жуткая усталость, недовольство собой, волнение за короля. Фродо дергался и нервничал, все время пытаясь теребить мое старое кольцо, получал по рукам от Гендальфа: «руки прочь от кольца!», начинал хныкать. Но самое противное – жуткая кормежка. На последнее мы с хоббитами бурчали особенно активно. Боромир фыркал и с истинно мужским шовинизмом заявлял мне:

- И зачем мы тебя с собой взяли? Жалобы твои слушать?

Я огрызалась, ссылалась на хоббитов, которые тоже присоединялись к ежевечернему (вернее, ежеужинному) бунту. Как-то раз попросила вступиться за меня Бродяжника. И вот тут мне стало страшно – он просто посмотрел сквозь нас пустым взглядом и отвернулся. Я поняла бы, если бы он поддержал Боромира, заявив, что хватит нам капризничать, поняла бы, если бы он поддержал меня, укоризненно бросив гондорцу, что бы тот не придирался к девушке, но король просто самоустранился… В Ривенделле мы с Леголасом частенько сцеплялись языками. Странник обязательно вмешивался, то подначивая нас обоих и переводя назревающий скандал в шутку, то решал проблему одним мудрым советом. Вообще, Бродяжник, кажется, предпочитал действовать согласно древнему принципу у-шу: «Лучшая битва – та, которая не состоялась». А это… Не похоже, черт возьми, совсем не похоже на него!