О чем молчал Толкиен (СИ)

Вот теперь я бесшумно подобралась поближе к Арагорну, осторожно отвела в сторону пряди темных волос, чуть ослабила шнуровку рубашки. Мелькнула мысль: «Не проснулся бы кто, за маньячку примут…». При свете луны блеснул кулон-слезка. Я прикоснулась нему кончиками пальцев. Руку пронзило холодом. Так вот что подарила своему избраннику Арвен – передатчик их темной магии! Азог говорил, что от дунадан и энергии за их верность можно получить намного больше, чем от обычного человека. Я приподняла кулон, пытаясь понять, как расстегнуть этот поганый «черный ошейник». Вдруг кристалл скользнул по моей ладони и соприкоснулся с Кольцом. У-у-у, последний раз я переживала такие «приятные» ощущения, когда попыталась лично починить поломанную елочную гирлянду и получила все 220 вольт удовольствия. Вот и сейчас тряхануло меня не хуже, чем тогда. Арагорн не проснулся, наоборот, его дыхание стало легче, он расслабился, и даже улыбнулся во сне. Кулон стал теплым в моей ладони. Я отпустила безвредное теперь украшение. Стала перебирать длинные темные волосы Бродяжника. И, задумавшись, машинально начала наплетать косички. Ага, как велел «генерал» Боромир. А когда опомнилась, было уже поздно – голова Странника здорово напоминала половую швабру. Мда, расплести это безобразие, не разбудив Арагорна, у меня нет ни единого шанса. Поэтому я предпочла растолкать его, когда подошло время следующего дежурства, залезть на нагретое место и заснуть. До утренних разборок.

… Самое смешное, пожалуй, что этот бедолага не заметил модернизацию своей прически, спокойно отдежурил, разбудил Гимли и завалился спать до утра. На рассвете Арагорн некоторое время не мог понять, почему Мерри и Пиппин, только проснувшись, уже ржут как кони, вернее, как пони. Жизнерадостные хоббиты разбудили весь лагерь и теперь хохотали все. Я предпочла тихо, по-пластунски у Бродяжника за спиной уползти в кусты, а не смотреть финал этой трагикомедии. Впрочем, Леголас, которому тема явно была близка, сообщил Арагорну о его креативной прическе. Бродяжник схватился за голову во всех смыслах, только усилив веселье, и бросился разыскивать «мелкую пакостницу». Поймал и приволок на «королевский суд». Я отбивалась, кричала: «Невиноватая я, он сам мне велел!» и тыкала пальцем в Боромира. Гондорец даже рот разинул от такой подставы. Король вопросил: «Ну и кого мне убить первым?», Боромир буркнул что-то вроде: «Заставь дуру Валарам молиться…» . В конце концов, Арагорн, плюнув на месть и отпустив меня, плюхнулся на траву и захохотал вместе с остальными. На сердце у меня потеплело, теперь я видела перед собой того короля, которого знала в Ривенделле. Не поддаваясь настроению «ми-ми-ми!!!», я буркнула себе под нос:

- Надо же, не думала, что он смеяться умеет…

… Весь день Арагорн путешествовал с прической в стиле «юная таджичка на национальном празднике», и служил неисчерпаемой темой для шуточек. Казалось, этот смех, эта болтовня смывают последние пятна темноты с его души. Один Гендальф казался недовольным и, насупившись, поторапливал всю компанию. Видимо, ему казалось, что чрезмерное веселье мешает нашему Следопыту бдить за окрестностями. После ужина Арагорн, шипя и ругаясь, расплел три косички, оценил объем работ, и воззвал к Леголасу о помощи. Тот ответил самым жеманным голосом:

- Отстань, противный, мне лениво! – Арагорн на всякий случай пересел на другую сторону костра (от автора: передаю привет Корпусу Слеш!). Я решила, что чрезмерная жестокость не к лицу юной деве и предложила свою помощь. Бродяжник покосился на Гимли, услышал в ответ: «Даже и не думай!» и с мучительным вздохом доверил мне самую ценную часть своего организма. Голову, а не то, что вы подумали, маленькие извращенцы! Впрочем, я сама наверное, извращенка, да и не маленькая! Иначе к чему бы мне, пока я любовно расплетала и разглаживала шевелюру Странника, пришло в голову старинное народное поверье о том, что длина носа мужчины в точности соответствует размерам другой, еще более важной части его тела. Я тут же начала рассматривать носы своих спутников, особенно внимательно тот, который был в непосредственной близости от меня. Ничего, такой вполне приличный нос – длинный и породистый. Нет, самый выдающийся нос был, конечно, у Гимли, но я предпочитаю мужчин высокого роста! Сосредоточив все свои усилия на том, что бы мои мысли не слишком сильно отражались на моем лице, я продолжала расплетать косички. Некоторые запутались очень крепко, и пришлось повозиться. Бродяжник морщился, когда я порой болезненно дергала его за шевелюру.

Он мне, кстати, очень доверяет. Человек, привыкший всю жизнь быть настороже, не позволяет никому прикасаться к себе во сне, даже приближаться. А мне он разрешает разбирать волосы, даже не проснулся, пока я заплетала ему косички… Это, пожалуй, одна из высших степеней доверия. Чем я, интересно, его заслужила?