О чем молчат фигуры

Ленинград оказался окруженным, а после того, как немцы разбомбили Бадаевские продовольственные склады, казалось, что судьба города решена. Однако и там, несмотря на тяжелейшие условия, в ноябре-декабре состоялся первый блокадный чемпионат. В нем участвовали 4 мастера — Г. Лисицын, И. Рабинович, Г. Равинский, В. Чеховер, а всего 8 человек. К месту очередного тура (играли в госпиталях) добирались пешком: городской транспорт уже не действовал. Не подавалась электроэнергия. Введен был строгий рацион хлеба: рабочим — 250 граммов в день, остальным — 125. Артобстрелы и бомбежки были ежедневно. Игра в госпиталях имела свои преимущества: иногда участники получали тарелку каши и стакан горячего чая. После 6 туров соревнование было прервано. Еще в самом начале войны перестали выходить журнал «Шахматы в СССР» и газета «64». На дверях редакции вывесили объявление: «Редакция закрыта. Все ушли на фронт». С уходом на фронт главного редактора В. Е. Германа, бывшего одновременно председателем Всесоюзной шахматной секции, она фактически распалась…

В январе 1942 года Б. С. Вайнштейн, энтузиаст шахмат, занимавший в то тяжелое время пост начальника планового отдела НКВД, позвонил зампреду Совнаркома Р. С. Землячке и сообщил, что шахсекция страны перестала существовать, между тем шахматы и сейчас полезны.

— Какой толк от них во время войны? — удивленно спросила она.

Вайнштейн объяснил, что шахматы могут помочь в госпиталях: среди раненых наверняка много любителей этой игры.

— Я поняла, — ответила Землячка, — напишите мне записку.

Записка была отправлена. Кроме Вайнштейна ее подписали мастера — директор шахматного клуба В. Алаторцев, работник Спорткомитета Н. Зубарев, ответственный секретарь газеты «Патриот Родины» М. Юдович.

Землячка переслала записку со своей положительной резолюцией председателю Спорткомитета В. Снегову. В результате была заново сформирована шахсекция. Вайнштейна назначили ее председателем де-факто, а потом на пленуме выбрали деюре. Кроме подписавших письмо в секцию вошел работавший на военном заводе в Москве гроссмейстер А. Котов, а также ряд других лиц.

Секция совместно со Спорткомитетом немедленно развернула шефскую работу в госпиталях. Когда в 1945 году, по окончании войны, подводились итоги этой работы, то оказалось, что, например, в Главном военном госпитале, где начальником был большой любитель шахмат генерал-майор медицинской службы Крупчицкий, за четыре года прошло около трехсот различных шахматных мероприятий, в которых участвовало более пяти тысяч раненых. Особый интерес зрителей вызывали встречи с гроссмейстерами: так на сеансе М. Ботвинника присутствовало несколько сот человек.

Только в одной Москве над отдельными госпиталями шефствовали свыше ста квалифицированных шахматистов. Над авиагоспиталем, например, — члены спортобщества «Крылья Советов» — гроссмейстер Смыслов, мастера Алаторцев и Константинопольский. А будущая чемпионка мира Быкова одна провела 340 лекций, сеансов и различных соревнований, охвативших около семи тысяч раненых.

Военным комендантом Москвы в самое трудное для столицы время был назначен генерал-лейтенант Синилов. Козьма Романович оказался также большим любителем шахмат, и с его помощью была организована работа по обслуживанию воинских частей. Специально созданная бригада мастеров, в которую вошли Алаторцев, Зубарев, Дуз-Хотимирский, Панов и Юдович, систематически выступала в воинских частях, проводила сеансы одновременной игры среди солдат и офицеров.

Несмотря на огромные трудности, связанные с размещением и питанием, даже в 1942 году удалось провести турниры мастеров не только в Москве, но также в Куйбышеве и Свердловске. В первом турнире победил Бондаревский, во втором — Болеславский, в третьем — Рагозин. Чемпионом Москвы в 1942 году стал Смыслов. А где же Ботвинник?

Как он сам рассказывал, из-за слабого зрения на фронт его не взяли. В августе 1941 года Ленинградский театр оперы и балета, в котором была балериной его жена, эвакуировался в Пермь. Секретарь Выборгского райкома партии, к которому Ботвинник обратился, решил этот вопрос быстро: «Вы еще пригодитесь советскому народу как шахматист. Уезжайте».

Так Ботвинник оказался в Перми. Устроился на работу по специальности инженера-электрика. В немногие свободные минуты по вечерам комментировал партии матч-турнира на звание абсолютного чемпиона страны.

«Играть, — как он пишет, — мне некогда было, да и не было соответствующего настроения. Но вперед смотреть надо — вот я и занимался аналитической работой».

В январе 1943 года его послали на лесозаготовки. Работу над книгой пришлось прервать. И Ботвинник пишет письмо Молотову, от которого в 1939 году получил разрешение на матч с Алехиным.