О чем молчат мертвые

– Ага, Нэнси – просто умница. Представляете, я сам облазил весь ВИКАП[47] и кучу других баз данных, но ничего не нашел. Мне и в голову не пришло поискать ее в чертовых газетах. Если бы не Нэнси, мы бы ни за что не установили связь между Тони и Стэном Данхэмом. Правда, мы запутались во временных рамках. Юрист Данхэма сообщил мне, что ферму продали несколько лет назад, и я не стал выспрашивать подробности. Я-то подумал, что он говорил о продаже фермы «Мерсеру», но оказалось, что «Мерсер» продал ее уже застройщику.

– Спасибо, Кевин, – язвительно сказал Чет, будто Инфанте угостил его мятными леденцами. – Вы говорите об ошибках, которые совершили в первые двадцать четыре часа расследования. У меня же было четырнадцать лет, чтобы раскрыть это дело. И если наши сведения о Данхэме верны, получается, что я не сделал ни одного существенного открытия в деле сестер Бетани. Только подумайте! Столько времени, столько сил – и все впустую. Какая ирония!

– Когда Нэнси начала работать над старыми делами, она рассказала мне, в чем заключается истинная ирония: имя настоящего преступника всегда упоминается где-то в деле. Но имени Стэна Данхэма в нем точно нет. Вы позвонили в автобусную компанию, они дали вам имя водителя, вы установили, что он ни в чем не виновен. К тому же мы до сих пор не знаем ничего, кроме самого факта связи между Стэном Данхэмом и семьей Бетани.

– Причем ребенок вряд ли мог догадываться об этой связи. Не думаю, что одиннадцатилетние девочки часто интересуются, кто присылает их родителям счета. – Уиллоуби снова уставился в окно, хотя там не было ничего интересного. – До сих пор не могу понять, стоит ли доверять этой загадочной женщине. Знаете, мне кажется, Стэн Данхэм или скорее Тони вполне мог ей довериться. Он мог стать для нее другом, родственником. Нэнси говорит, что Хизер настаивала, чтобы полиция проверила школьные архивы. Якобы в них обязательно попадется имя Рут Лейбер, учившейся в католической школе в Йорке.

– Но это не докажет, что именно она и есть Рут Лейбер. Это будет всего лишь подтверждением того, что некая Рут Лейбер действительно жила на белом свете и ходила в эту школу. Конечно, нам нечем опровергнуть ее слова, но и ей самой нечем подтвердить свое заявление. Сначала она называет нам одно имя, потом другое, третье… Уверен, эта самая Рут Лейбер тоже уже давно мертва. Ведь наша новая знакомая – настоящая королева мертвых.

Наконец они съехали с шоссе и двинулись дальше на север. Пригород заметно разросся с тех пор, как Инфанте впервые приехал в Балтимор. В Сайксвилле от былых сельских традиций почти не осталось и следа. Дом престарелых казался богатым и современным – он выглядел даже лучше, чем тот, где жил Уиллоуби. Откуда у простого копа столько денег, чтобы позволить себе такую старость? Но тут Кевин вспомнил о продаже фермы и о заинтересованности Данхэма в аннуитетах. Старик хорошо спланировал свое будущее – в этом нечего было и сомневаться. Интересно, преступления он планировал так же хорошо, как и свои финансовые махинации?

Честера слегка передернуло, когда их повели в хоспис, где содержали Данхэма. Сначала Инфанте удивился этому, но потом вспомнил: жена Уиллоуби лежала в таком же месте – когда ей было около пятидесяти, ее определили в хоспис, где она вскоре и умерла.

– Мистер Данхэм почти не говорит, – сообщила им хорошенькая молодая медсестра по имени Терри. Медсестры – вот с кем ему надо почаще встречаться, подумалось Кевину. Идеальная партия для полицейского. Жаль только, что они больше не носят те обтягивающие белые халаты и маленькие колпачки. На Терри были зеленые штаны, разноцветная кофточка и уродливые зеленые башмаки, хотя она все равно выглядела потрясающе. – Иногда он издает какие-то звуки, чтобы выразить свое самочувствие, но не более того. Мистер Данхэм уже на последней стадии…

– Поэтому его отправили в… в хоспис? – спросил Уиллоуби, запнувшись на последнем слове.

– Мы отправляем людей в хоспис, только если им осталось жить меньше полугода. Три месяца назад мистеру Данхэму поставили диагноз – рак легких в четвертой стадии. Бедняга.

Да уж, подумал Инфанте, бедняга. А затем спросил:

– У него был сын, Тони. Он приезжал?

– Не знала, что у него был сын. У нас есть только номер его юриста. Может, они рассорились? – предположила медсестра. – Всякое бывает.

А может, сын просто не хотел иметь ничего общего с таким отцом. Должно быть, сыну было все известно о грязных делах Стэна, и он рассказал об этом своей подружке, Пенелопе, а та в свою очередь рассказала кому-то еще, а именно женщине, которая сидела за рулем ее автомобиля.