О чем молчит Биг-Бен

— Том, а чего ты хочешь? — спрашиваю я, когда он ставит передо мной стакан с апельсиновым соком.

— А я хочу выиграть в лотерею, — отвечает он, не задумываясь.

— Это неинтересно — дело случая, на это никак не повлияешь.

— Не повлияешь, — соглашается он, — но можно покупать лотерейные билетики.

— Ты покупаешь? — улыбаюсь я, вспоминая анекдот в тему.

— Каждую неделю. Однажды я выиграю, — и смотрит, как всегда, в лоб, ни тени улыбки.

Ни с того ни с сего я спрашиваю Ксавье: «А у тебя есть братья и сестры?»

Ксавье оглядывается на меня. Да, говорит этот зазнайка, всего их пятеро: два старших брата, старшая и младшая сестры, а он четвертый. Нашел в телефоне фотографию, показывает. А там — словно заставка к древнему сериалу «Династия» на французский манер. Красивый холеный французский клан с кучей всевозможных детей, внуков. Эти его братья и сестры, их дети. Мужчины поголовно в поло, женщины в летних платьях и как одна чем-то похожи на принцессу Каролину Монакскую. «Old money», сказала мне про его семью Рика.[8]

Цепляет что-то на этом фото, намек на то, чего я не знаю: хитросплетения отношений и эмоций. Там же целая Санта-Барбара за этой фотографией. Вот его средний брат, очень красивый, и на которого Ксавье невероятно похож, только видно, что брат совсем не прыгучий — скорее, устойчивый. Я смотрю удивленно то на фотографию, то на Ксавье: «Ты так похож на брата!» Он не реагирует. А он и правда похож, и, наверное, ему это говорили миллион раз. Может, его с ним сравнивали, ставили в пример, брат, скорее всего, успешен и спокоен… И вдруг уже кажется, что дело совсем не в самолюбовании и эгоизме, а в попытке любой ценой привлечь к себе внимание, получить одобрение…

— Слушай, а чем они занимаются? Они во Франции живут? Вы из Парижа? А где ты родился? — я жадно расспрашиваю его обо всем сразу.

— О! Столько вопросов! Может, мне созвать отдельную встречу для этого?

— Да вы просто как какая-то книга.

Сто чертовых лет французского одиночества.

— Ну да, у каждого что-то свое…

Вспоминаю вдруг, как пару недель назад на очередной нашей встрече, предваряя его отчет, который шел последним, я сказала стандартную английскую фразу: «A теперь, last but not least, Ксавье с отчетом о…»[9]

И как он тогда вдруг выпал из своей постоянной стремительности, посмотрел на меня щенячьими глазами и сказал неожиданно искренне, так, словно мы были одни, а я призналась ему в любви:

— Спасибо за это!

— За что? — не поняла я.

— Ну вот за это — last but not least…

…Ухожу я рано. Снова иду по мосту навстречу одноглазой башне и останавливаюсь посередине — просто задержаться здесь. Раз уж говорят, что завтра погода испортится, то хочется впитать в себя остатки летнего тепла. Слева — офис и госпиталь. Справа — Биг-Бен. За спиной — «Лондонский глаз» и Южный берег, а впереди вдалеке виднеется Сент-Джордж-Уорф, где я прожила первые полгода, и здание МИ-6. К нему вдоль реки ведет дорога, по которой я столько раз шла домой, неся на плечах то незримое и бесплотное, что навалилось на меня. И неожиданно я чувствую, что Лондон заканчивается. Как заканчивается, почему заканчивается — ничего не знаю. Словно это был «проект», непонятный глобальный эксперимент, и он завершается. То, что должно было произойти, произошло. Понять все это можно будет уже позднее, потом, а пока вот так.

В этот момент на Темзе перед моими глазами разворачивался речной пароходик. Небо слева, там, где контора, темнеет наползающими тучами — будет дождь и, может, даже гроза. С другой стороны моста ряженый шотландец играет на волынке. Все для туристов! Воздух пахнет нагревшейся на солнце пылью. Мне тепло и легко, и я думаю, что вот этот момент я точно запомню навсегда, очень хорошо, во всех деталях, образах и ощущениях.

* * *

C понедельника начинается новая жизнь без Ксавье.

После него не остается ничего.

Ничегошеньки.

До свидания, Ксавье.

Поминай как звали.

Как будто и не было тебя.

Недели полторы спустя мы с Кейтлин пьем кофе на кухне. Теперь она вместо Ксавье — менеджер по внедрению проекта. Вечно спокойная и собранная, впервые она кажется слегка растерянной.

— Ты знаешь, ничего нет, никаких данных и заметок… — задумчиво говорит она, — даже плана внедрения нет. Вместо него какая-то отписка. Не могу поверить, что весь год мы внедряем такой сложный проект с этой филькиной грамотой.

Ксавье так и не написал никаких заметок. Я попиваю кофе и жду, что будет дальше: интересно, теперь кто-нибудь вспомнит мои слова, увидит, что половина его работы — не более чем пыль в глаза.

Впоследствии вскрываются факты «успешных» договоренностей, заключенных Ксавье с клиентом. Даже Марк хмурится и сдержанно говорит: «Надо ему написать, чтобы он точно разъяснил, в чем дело». Но Ксавье уже далеко. Вне пределов досягаемости. Его больше нет. Он блистает и молотит языком где-то в другом месте.

— Тебе не нравится Ксавье, — посмеивается надо мной Лешек, когда я рассказываю ему и Дине про план по внедрению, точнее, про его отсутствие.

Я смотрю на подмигивающего мне Лешека.

Мне не нравится Ксавье?