О чем молчит ласточка

Володя раскладывал и застилал диван, краем глаза наблюдая за ласками этих двоих. Умиляло, как быстро Юра понравился собаке. К Володе она привыкала не меньше месяца, то порыкивала, то не давала погладить, грозилась укусить, а тут…

– Готово. – Володя положил подушки и принялся собирать посуду со стола. – Тебя нужно будить утром?

– Я сам проснусь – у меня режим. – Юра присел на край дивана, глянул на Володю снизу вверх. – Спасибо.

– Да не за что. Оставить тебе Герду, чтобы отпугивала призраков?

Юра улыбнулся и пожал плечами.

– А она сама не против?

– Не знаю. – Володя обратился к собаке: – Герда, где будешь ночевать? Или ты уже выспалась?

Собака радостно тявкнула.

– Понял. Ну захочешь – приходи. – Он повернулся к Юре и тихо сказал: – Спокойной ночи.

– Gute Nacht, – улыбнулся Юра.

* * *

Сон не шел. В голове шумели мысли.

Юра в его доме, спит на его диване. Хотелось встать, выйти из спальни и проверить – правда ли это? Не привиделось ли? Но нужно было спать.

Володя и так уже пропустил целый день работы. Хорош начальник, Брагинский завтра ему плешь проест, что бросил одного на передовой. И не поспоришь – на Володе вся ответственность, это его бизнес, его компания и его деньги. Но вообще-то он не жалел. Он согласился бы еще пару раз пережить безумие последних дней, пожертвовал бы работой и деньгами, если в итоге его ждала встреча с Юрой.

А о чем думал Юра, глядя на Володю? Каким его видел? Да, выглядел он сегодня не самым лучшим образом. После долгого полунаркотического сна, с кругами под глазами, бледный, растрепанный, нервный… Стоило ли всю жизнь быть педантом, всегда следить за фигурой и внешностью, чтобы в один из самых важных дней предстать перед столь значимым для него человеком вот таким?

Володя даже нервно хохотнул.

Нужно заставить себя уснуть, но без таблеток это бесполезно. Володя и раньше-то не спал без снотворного, а с такими эмоциональными качелями уснуть точно не выйдет. Но новый препарат теперь вообще не вызывал доверия. Вдруг его опять вырубит так, что и выстрел из пушки не разбудит? Он снова ухмыльнулся, глядя в потолок. Действительно – весело будет Юре, когда он не сможет утром его растолкать…

Отвернувшись от двери, Володя с головой укрылся одеялом. Спастись от мыслей это не помогло, к тому же от соприкосновения с постелью заныли спина и ягодицы.

Все должно было быть по-другому. Он должен был дождаться окончания вчерашнего концерта, потом пробиться за кулисы, в гримерку или черт его знает, что там у дирижеров есть. Постучаться, войти, аккуратно прикрыв за собой дверь… Сказать: «Привет, Юра. Это я, помнишь? Лето восемьдесят шестого, пионерлагерь под Харьковом. Я был там вожатым. Мы любили друг друга…» И все стало бы значительно легче, проще.

Все должно было быть по-другому еще двадцать лет назад. Он не должен был отталкивать Юру и предавать его. Должен был понять, что это никакая не «болезнь», а любовь. Должен был ценить чувства – и свои, и Юрины, позволить ему приехать в Москву тогда. Ведь стоило бы только его увидеть – наверняка возмужавшего за два с лишним года, но все такого же родного и любимого, и все. Не было бы между ними километров и зря прожитых лет, не было бы срывов, обожженных рук и отметин на спине.

Потому что был бы Юра.

Или нет? Или вскоре они разрушили бы отношения, расстались навсегда, не желая больше видеть друг друга, и гостиная Володи сейчас пустовала бы?

Володя сдался. Он не мог отключиться, не мог перестать думать.

Он достал блистер с таблетками Игоря, вытащил одну, раскусил и сунул половинку под язык. Во рту разлилась невыносимая горечь. Володя попытался проглотить, но от едкого вкуса горло свело спазмом. Захотелось запить.

Он тихонько спустил ноги на пол, аккуратно сел на кровати, нашарил на тумбочке очки. Приоткрыв дверь спальни, шагнул в гостиную. Думая о том, лишь бы не разбудить Юру, сразу и не заметил тусклый свет торшера. А когда заметил, все внутри заледенело.

Юра сидел на диване, смотрел на него странным взглядом, а на его коленях лежала раскрытая старая тетрадь – «История болезни».

Володя сдержал порыв тут же рвануть к нему, забрать тетрадь, порвать ее или лучше – сжечь, бросив в тлеющий камин. Но застыл. Вгляделся в лицо Юры, пытаясь прочесть на нем понятные эмоции: злость или, может, обиду. Жалость, в конце концов. Володя не понимал его взгляда. Он был нечитаемым и таким тяжелым, что хотелось отвернуться.

Володя опустил голову, быстро дошел до мойки, налил себе воды и сделал пару глотков. Вцепился пальцами в край столешницы, зажмурился.

Под закрытыми веками мелькали страницы тетради. Он не открывал ее уже много лет, но записи оттуда въелись в память черными пятнами. Рецепты успокоительных препаратов, направления на ложные обследования к лжепсихиатру. Записи, которые вел по его наставлению: что красивого и хорошего он видел в девушках, с которыми специально знакомился, и что плохого – в увиденных парнях. Эротические фотографии женщин и его «успехи» с ними.