О чём молчит Ласточка

— Володь, Дима собирается покончить с собой! Пожалуйста, давай встретимся!

Маша в трубке тяжело дышала и всхлипывала. Володя мигом проснулся. Он и подумать не мог, что всё настолько серьёзно. Он уставился на свою руку. Следы на коже уже давно исчезли, но сейчас по ней горячей волной прошла старая, фантомная боль.

— Хорошо, давай, — согласился он, вспоминая планы на этот день. Всё равно сегодня собрался ехать в родительскую квартиру разбирать вещи отца, ему будет по пути. — После обеда под Градусником удобно?

— А раньше не можешь? — канючила Маша.

— Я живу не в Харькове. Как только доеду до города, позвоню. Договорились?

Получив утвердительный ответ, он нажал отбой. Взглянул на часы и выругался — Маша разбудила его в шесть. В субботу.

* * *

Хотя Володя торопился, всё равно опоздал. Маша уже ждала его у метро, мрачная, но не настолько нервная, как он ожидал.

— Давай пройдёмся до сквера с Вечным огнём и там посидим. Не против? — предложил он, стараясь скорее вырваться из гомонящей толпы, что окружила их комариным роем.

Маша растерянно кивнула, зашагала следом. Пока шли, молчала, погружённая в себя — угрюмая, мрачнее тучи.

Володя указал на скамейку под раскидистым клёном. Маша никак не отреагировала и, как заворожённая, уставилась на противоположную сторону дороги — на двери органного зала филармонии.

— Ой, а давай лучше пойдём поедим? — неожиданно живо предложила она. — Время обеда, а я даже не завтракала сегодня. Тем более, тут сыро после дождя, все скамейки мокрые.

Володя пожал плечами и направился к зебре, чтобы перейти на улицу, где располагалось несколько кафе.

Войдя в первое попавшееся заведение, они сели за самый отдалённый столик. Володя очень удивился, когда якобы не обедавшая Маша заказала себе лишь кофе.

— Давай к делу, — предложил он, как только официант отошёл от их столика. — С чего ты взяла, что он хочет свести счёты с жизнью?

— Он… — Маша коротко вздохнула… — Знаешь, он всегда был немного замкнутым, но в последнее время совсем закрылся в себе: ничего мне не рассказывает, слушает мрачную музыку и сам ходит мрачный, весь в чёрном… Это друзья его виноваты! Не знаю, как он с ними вообще связался. Говорят, что они по кладбищам гуляют, а мальчики в этой компании глаза подводят — они точно… — она понизила голос, — …гомики. Испортили мне сына!

Володя облегчённо выдохнул:

— Маша, это просто подростковое. Сейчас многие так одеваются и таким увлекаются. Я не разбираюсь в их моде, но ты-то разве не в курсе?

— Да что ты говоришь! — возмутилась она в ответ. — Он…

Их прервал подошедший с подносом официант. Быстро поставил перед Машей кофе, перед Володей — омлет и удалился.

Едва тот ушёл, как Маша прошептала:

— Володь, он руки себе режет — вены! Я об этом не знала… Обычно Димочка носит браслеты такие резиновые или длинные рукава, под ними не видно запястий. А сегодня я зашла к нему, пока он спал, и заметила. Да и в комнате у него плакаты со смертью развешаны.

Эти новости Володю насторожили. С желанием причинять себе боль он был знаком не понаслышке и понимал, откуда это желание может появиться. Но и сравнивать себя с Димой пока не спешил.

— Ты говорила с ним по этому поводу?

— Пыталась, но говорю же, он замкнулся, уходит от разговора: «Отстань-отстань». Грубит.

— Раны свежие?

— Нет, белые такие, тонкие шрамики.

— Выходит, он делает это давно… — заключил Володя, без интереса глядя на нетронутый завтрак — у него пропал аппетит. — Вдоль вен или поперёк?

— Я не помню.

Маша задумалась и тут сделала то, чего Володя от неё никак не ожидал, — улыбнулась:

— А это что, важно?

— Ты шутишь? — обомлел он. Маша покачала головой. Кровь начала закипать от её улыбки, Володю охватило нарастающее чувство неприязни, но он подавил его и постарался говорить как ни в чём не бывало.

— Плохо, что не помнишь. Обычно, — он припомнил слова Игоря в самом начале их отношений, — когда подростки занимаются самоистязанием, они пытаются привлечь внимание. Это как бы крик о помощи.

— О чём ему «кричать»? Он — благополучный мальчик… Ах, ну да, конечно… — протянула она, кивая самой себе. — Я поняла, в чём дело. Это всё его отец! Если бы он не был такой сволочью, Дима так не поступал бы! Он даже своё имя ненавидит, потому что они тёзки! Ему не хватает мужского воспитания, не хватает отца. Поэтому он и целуется с этим своим… другом! Такое ведь может быть, да?

— Такая теория существует, но сексуальность — это врождённое…

— То есть ты хочешь сказать, что это не лечится? — Маша грозно сверкнула глазами.

— Нет, Маша, не лечится.

— Не может этого быть! — воскликнула она. — Зачем ты говоришь такое? Чтобы сделать мне больно? Чтобы отомстить?

— Боже, да зачем мне тебе мстить? — возмутился Володя. Он не ожидал, что Маша, недавно молившая о помощи, так резко ударится в обвинения.

— Тогда почему не скажешь, как избавиться от этого? Ты ведь тоже был таким, но теперь — нет!

— С чего ты взяла, что был?

— С того, что ты успешный, с хорошей работой. Ирина говорила, что женат!

Володя покачал головой, ядовито улыбаясь. Не замечая, что самообладание его подвело, он начал заводиться. И Маша ему не уступала.