О чём молчит Ласточка

— Погоди. — Она взяла полные коньяка рюмки со стола, протянула одну Володе. — Давай выпьем за прощение. Прости меня за то, что я сделала тогда. А я прощу тебя за то, что не любил.

В глазах у неё стояли слёзы. Маша прижалась к нему как ребёнок, положила голову на плечо. Слишком близко, но Володя не стал её отталкивать. Медленно кружась с ней, он смотрел в окно, на двор, на косые солнечные лучи, что пробивались сквозь тучи и стрелами пронзали желтеющую листву яблони. Она была огромная, совсем как та в «Ласточке». Володя заставил себя отвлечься и прислушался к песне, но легче не стало. У него само собой вырвалось:

— Будто про нас с Юрой песня.

— А кстати, что с Юрой? — пробормотала Маша ему в плечо.

— Не знаю, — отрезал Володя. — Не хочу об этом.

— Ладно… — протянула она. — Ох, Володь… скажи мне кто-нибудь тогда, в лагере, что двадцать лет спустя пьяная буду танцевать с тобой на моей кухне, ни за что бы не поверила.

— Видишь, как бывает.

Володе казалось, что музыка окружает их, толкает друг к другу, заставляя сблизиться сильнее. Видимо, и Маша ощутила это, разоткровенничалась:

— Я любила тебя, ты знаешь?

— Знаю. А я хотел только дружить с тобой. И, как видишь, оказался прав — дружба сильнее любви.

— Да уж, она поддерживает, а не мучает.

— Прости за то, что не смог ответить тебе взаимностью, — негромко сказал Володя. — Я хотел, чтобы тебе было легче, но даже сейчас не знаю, как бы мог помочь тогда.

— Не извиняйся. Я тогда чуть не разрушила тебе жизнь.

Володя подумал: «Я сам её разрушил».

Песня закончилась, они сели. Оказавшись перед Машей, Володя посмотрел ей в глаза:

— Опять не туда свернули.

Маша кивнула. Они помолчали, потом выпили ещё и ещё, и вдруг время будто ускорилось. Они окончательно опьянели, а разговор потёк, сам собой став беззаботнее и легче. Они говорили о разном будничном: о ремонте Машиной квартиры, повышении цен на коммунальные услуги и курсе доллара. Как вдруг ни с того ни с сего Маша оживилась, глуповато улыбнулась и воскликнула:

— Володь, а расскажи про себя, как ты сейчас живёшь?

— Ну, работаю, — Володя аж растерялся. — Живу в частном доме.

— У тебя кто-нибудь есть?

Володя кивнул и, чуть пошатнувшись на старой неустойчивой табуретке, ответил:

— Собака есть.

— Нет, я про другое. Ну, это… — она нелепо подмигнула, — есть кто?

— А… ну да, вроде того.

— Расскажи. Кто такой, как зовут? Вы вместе живёте?

Володя усмехнулся:

— Живи мы вместе, думаешь, я бы мог бегать к тебе по первому зову? Нет конечно.

— А почему не живёте?

— Он женат, у него семья, дети, — ответил Володя и невпопад добавил: — А у меня только собака…

— Получается, ты — любовник? Во дела… Нет, ты достоин большего. — Маша воздела палец вверх. — А может, ну их, этих мужиков, а? Мужики ж такие козлы! Найди себе хорошую бабу, чтобы варила борщи и давала по требованию!

Володя расхохотался. Маша возмущённо посмотрела ему в глаза и добавила твёрдо:

— Нет, я серьёзно!

— И изменять ей с Игорем? Или что, может, вообще шведскую семью завести? Нет уж, Маш, я за честность — партнёр у меня должен быть один.

— И ты любишь этого Игоря?

— Нет, не думаю. А что?

— Да вот интересно, на хрена он тебе нужен тогда. Для здоровья? Просто и бабу можно для здоровья…

— Маш, прекрати!

— Всё-всё… я просто, ну знаешь, типа раз не любишь, то как бы заключи доро… говор.

— Ты уже заговариваешься.

Володя хмыкнул, а вот Маша была серьёзна:

— Ну да, ну да. Слу-у-ушай, Володь, ты говоришь, Игорь. А почему Игорь, почему не Юра? Почему ты его бросил?

Володя развёл руками, как бы говоря: «Не знаю», но тут же безвольно уронил их на колени.

Маша перегнулась к нему через стол, нахмурившись, посмотрела в глаза и залепетала:

— Ой, Володя, солнышко, ну что ты, ну… у тебя лицо, будто ты сейчас заплачешь. — Протянула к нему ладонь, погладила по щеке.

— Я не бросал его, — с трудом выдавил из себя Володя. — Я его любил. Только его. Никого больше — никогда. Но так и не сказал — не успел.

Маша прикрыла рот ладонью, тихонько охнула:

— А что с ним случилось?

— Не с ним, а со всеми нами. Девяностые.

— Вы что, после «Ласточки» больше не виделись? — догадалась Маша.

Володя покачал головой.

— Мы переписывались несколько лет, потом меня забрали в армию, а Юра уехал в Германию. Мы просто потерялись. Такие времена тогда были… сложные. Сама понимаешь. А я, дурак, решил, что там ему будет лучше. Что раз наши пути разошлись, такова судьба… До сих пор жалею, что тогда не поискал по-хорошему — не поспрашивал у соседей, не обзвонил знакомых. И потерял его окончательно.

— Неужели ничего не осталось: ни адреса, ни телефона? Вообще ничего?

— То, что осталось, не помогло мне его найти.

— Скажи, в том, что вы так разошлись, я не виновата? — Маша стиснула его руки в своих. — Я ведь вмешалась однажды, так, может быть…

— Нет. Виноват в этом я. Хотел его уберечь от себя, от своей участи.

Маша отпрянула, откинулась на спинку стула, посмотрела на него серьёзно, сложила руки на груди.

— Не нашёл тогда, значит, найдём сейчас! Чем он может сейчас заниматься, ты знаешь?

— Нет, да и откуда? Все мосты уже давно сожжены.