О чём молчит Ласточка

Нашёл. В сердце закралась маленькая искорка надежды — а вдруг всё, что Володя себе напридумывал, не так и страшно? Вдруг Юра способен принять, вдруг сможет понять? Володе нужна была хоть капля веры в море беспросветного отчаяния. И Юра дал ему эту веру, Володя рассмотрел в его глазах то же чувство, и оно совсем не казалось безумным.

В пустом зале театра, сидя на скамейке перед открытым пианино, одним тихим «Да», сказанным невпопад, Юра показал, что взаимность его чувств — это не горе, а самое настоящее искреннее счастье.

Но ведь окажись на месте Юры кто-нибудь другой, Володя свихнулся бы от внутренних переживаний. Но Юра обладал какой-то особой магией. Он… брал нахрапом. В моменты, когда Володя погружался в себя и ужасался от того, что находил там, когда снова начинал бояться самого себя, Юра будто бы за шкирку его вытаскивал и каждый раз доказывал, что Земля продолжает вертеться и даже Володя может быть счастливым, живя на ней.

Центральное место в той смене занимала театральная постановка. Всё крутилось вокруг неё. Но работа с актёрами, выговор Ольги Леонидовны за то, что они не укладываются в сроки, обдумывание декораций, плачущая актриса, которую отругала воспитательница, — всё это перестало волновать, когда Юра, дождавшись, когда зал опустеет, толкнул Володю в старый пыльный занавес, укутал и поцеловал. Да, в этом был весь Юра — он хотел, и он делал, не думая, не успев испугаться. Он хотел быть счастливым и делал счастливым Володю. Такой смелости можно было позавидовать, если бы Володя не понимал, какими серьёзными могут быть последствия.

Но он шёл у Юры на поводу. Сбегал с ним посреди ночи к лесу, чтобы, прячась за статуями пионеров, держаться за руки и трепетно целоваться. Или просил вторую вожатую Лену во время отбоя присмотреть за отрядом, а сам уходил с Юрой под их иву и спал там, лёжа у него на коленях. А разве мог Володя иначе? Ведь у них было так мало возможностей побыть вместе, а так хотелось, так безудержно тянуло к нему. Володя ненавидел в себе эту тягу, готов был сгореть заживо от одних только мыслей, но и противиться ей не мог. Когда им удавалось остаться наедине — это были невероятно яркие, светлые моменты. С Юрой он забывал обо всём: что вокруг них есть мир, жестокий и чужой, что, кроме них, в нём есть другие люди — непонимающие, готовые осудить и закидать камнями… или рассказать старшим.