О чём молчит Ласточка

«А пацан-то с сюрпризом», — подумал Володя. Впрочем, он прекрасно видел, что Толино волшебное превращение, пусть и виртуозное, — притворство, нацеленное, как шоковая терапия, на то, чтобы утихомирить двух истериков. Толя взял контроль над ситуацией, но Володя заметил, как сильно на самом деле он нервничал — весь трясся. Но Володя даже позавидовал силе его духа и самообладанию в такой момент.

— Я вам пустырника накапал, — сказал он, передавая Маше стакан.

Маша выпила маленькими глотками и выдавила тихое «Спасибо».

Володя тряхнул головой, заставляя себя выйти из оцепенения, и начать действовать. Сказал:

— Вам с Толей надо познакомиться получше. А мы, — обратился он к Диме, — выйдем, поговорим по-мужски.

Дима настороженно кивнул.

Оказавшись в гостиной, Володя сказал:

— Если продолжишь вести себя с матерью как подонок, доведёшь её до того, что она расскажет его отцу. Ты знаешь, что тогда станет с твоим Толей?

В действительности это был просто вопрос. Володя понял, что Толя боится, и хотел узнать, чего именно. Но взбешённый Дима принял его слова за угрозу и, видимо, решил припугнуть Володю. Он прямо как Маша поджал губу, выкатил злющие глаза, ссутулил плечи, будто сейчас бросится на него. Прошипел с холодной яростью:

— Угрожаете, значит…

— Слушай сюда! — гаркнул Володя командирским голосом, выработанным за годы работы на стройке. На самом же деле поведение Димы его развеселило, но он не собирался это показывать. — Сейчас ты сядешь… — он расправил плечи, сощурил глаза, уставился Диме в лицо, — и намотаешь себе на ус, — шагнул к нему, — ради твоего же блага…

Володя шагнул ещё ближе, сощурился ещё злее, сжал кулаки, и Дима попятился назад.

— Сядь! — рявкнул Володя.

Дима сел.

Звучал и выглядел Володя пугающе, но он просто играл роль, чтобы не дать Диме даже повода подумать, что прекрасно его понимает и скорее на его стороне, чем на Машиной.

— Дима, я тебе не угрожаю, я тебя предупреждаю… — Володя говорил очень медленно, его тон смягчился. — Она у тебя истеричка, с ней надо поделикатнее. У неё сейчас земля ушла из-под ног, она способна сейчас на что угодно…

— Я не дам нас разлучить! — перебил Дима. — Ни ей, ни тебе, ни…

— И правильно — за то, что тебе дорого, надо бороться. Но будь умнее! Не провоцируй её, не доводи до истерик. Иначе хуже будет всем. А если ещё раз скажешь ей, что она тебе не нужна, я тебе голову оторву, понял?

— Понял, — сердито буркнул Дима.

— А теперь иди к ним и переведи её внимание на Толю, пусть расскажет ей, хорошо ли учится, куда хочет поступать, что за отец у него, и всё такое прочее, что обычно интересует матерей.

Пусть Маша прямо этого не говорила, но Володе было очевидно, что Толя для неё — такое же вселенское зло, каким она считала Юру.

— А если она не будет слушать? — неуверенно, точно Маша, произнёс Дима.

— Разберёшься. Это же твоя мать, кому как не тебе уметь пудрить ей мозги. Толя для неё — исчадие ада. Придумай что-нибудь, чтобы выглядело, будто он на тебя хорошо влияет.

— Ладно, — протянул Дима и собрался уходить, но Володя его остановил:

— Подожди. Что у тебя за шрамы на руке? Покажи мне.

Дима замер, затем медленно, как механическая кукла, повернулся к Володе и с подозрением уставился на него.

— Вы-то откуда знаете?

— Твоя мама рассказала. Так откуда шрамы?

— Не ваше дело, вы вообще тут ник… — начал было Дима, но Володя не дал договорить. Он рявкнул так, что стрельнуло в висках:

— Откуда шрамы, я спрашиваю?! Покажи немедленно, иначе я сорву эти твои… как их… — громко начал и вяло закончил Володя — мозг отказывался работать.

— Да старые они, — ответил Дима, с досадой на лице стягивая напульсник. — В тринадцать лет страдал фигнёй. Влюб… неважно. Короче, давно это было. Сейчас даже стыдно — прятать приходится.

Володя посмотрел на его запястье, но ничего не увидел. Пришлось приглядеться, чтобы заметить очень тоненькие, очень маленькие полоски поперёк левого запястья, действительно старые. Он аж выдохнул — переживать и правда не стоило, но всё равно нашёл, что сказать Диме:

— Если такое желание повторится, позвони по телефону доверия. Скажи, что в девочку влюбился, они поверят и помогут. Но себе не вреди. Второй жизни у тебя не будет…

— Да знаю я, — Дима потупил взгляд.

— Ладно, — мягко произнёс Володя. — Теперь ступай. Понял, что сказать матери?

— Да понял-понял, — буркнул Дима.

Когда он удалился, Володя сел на диван и закрыл глаза. В висках пульсировала боль, в глаза будто насыпали песка. Надо было хоть чуть-чуть подремать перед работой. Он попытался расслабиться, всмотрелся в темноту под веками, и вскоре негромкие голоса на кухне стали отдаляться от него, а тело оцепенело.

Володя дремал, но дрёма больше походила на бред. Искажённые головной болью картинки мелькали перед внутренним взором. То звучали голоса, все как один похожие на его внутренний голос, то они перебивались неразборчивым гулом и дребезжанием, похожим на шум в электрощитке. Кожу покалывало, как от укусов комаров. Ему казалось, что он чувствует даже запахи: запах сирени, запах яблок. Будто ощущает прикосновение холодных губ к своим. И счастье.