О чем молчит ласточка

В девяносто шестом он приехал в «Ласточку», чтобы дойти до их ивы — потому что там хранились самые важные воспоминания. Но память повела его в другую сторону, и, не в силах ей противиться, Володя пошел на ее зов. Мимо щитовых, где Юрка впервые его поцеловал, мимо той самой яблони и танцплощадки. Володе слышалась «Колыбельная». Сперва казалось, что звуки исходят от эстрады, но, стоило повернуться к зданию кинозала, как музыка полилась уже оттуда. Спускаясь по старым скрипящим ступенькам, Володя на секунду зажмурился. Вдруг он откроет глаза, а там, внизу, в старом зрительском кресле, сидит Юрка?

Тогда Юра там не сидел. Но он сидел здесь теперь, среди пыли, грязи, обвалившихся стен и торчащих досок. Среди осколков их общего прошлого.

Ступени под Володиными ногами надрывно скрипнули, но Юра не обернулся на звук.

— Юр… — Он тронул его за плечо.

Тот все же поднял голову, посмотрел Володе в глаза, натянуто улыбнулся и спросил:

— Как ты?

Володя пожал плечами — сейчас ему совершенно не хотелось вести пустые разговоры.

— Прости меня, Юр, — выдохнул он. — Я… снова наговорил тебе с утра всякого, сорвался. Все должно быть не так.

Юра встал с кресла, прошелся до сцены. Зачем-то ковырнул пальцем торчащий из деревяшки гвоздь.

— А как все должно быть? — спросил он глухо, не оборачиваясь.

Володя промолчал — ответ на этот вопрос слишком сильно расходился с реальностью. Они должны были быть вместе и счастливы. Ведь прошли такой путь, нашли друг друга после стольких лет разлуки, сохранили память о своих первых чувствах, — разве могло быть иначе? Разве не сама судьба снова свела их вместе? Почему же тогда все это неотвратимо рушилось?

Юра направился к ступенькам, осторожно поднялся на сцену. Старые прогнившие доски трещали, в центре настила и вовсе зияла дыра.

— Я ведь все понимаю, Володь, — сказал он, вышагивая по скрипящему полу. Володя заметил, что в некоторых местах из деревяшек сыпется труха. — У меня депрессия, у тебя на этом фоне обострились психозы. Тебя вывела из равновесия ситуация с крестницей и конфликты на работе. Этот ком обид, недосказанность — все копится. У меня так же. И мы никуда не можем их деть, только вылить друг на друга. Замкнутый круг.

Юра сделал еще шаг, и вдруг одна из досок сломалась под его ботинком. Раздался треск, Юра успел переместить вес на другую ногу, чтобы не провалиться под сцену. У Володи сердце ушло в пятки, и он вспомнил, как когда-то так же смотрел на него и так же боялся.

— Слезай оттуда, Гагарин, еще покалечиться не хватало!

Юра вдруг широко улыбнулся и аккуратно спустился со сцены, но к Володе не подошел, остался стоять поодаль.

— Помнишь, мы обсуждали, что тебе делать с «Ласточкой»? — спросил он.

— Ну? — живо отозвался Володя. Он ухватился за Юрин вопрос как за соломинку, лишь бы оттянуть разговор, ради которого он сюда пришел.

— Я бродил здесь, рассматривал — все почернело, заросло, осыпалось… Знаешь, ведь это место имеет ценность только для нас с тобой — потому что тут наша память. А для других это просто рухлядь. И не надо тут ничего нового строить — надо оставить все как есть. Дать нашей «Ласточке» зарасти окончательно лесом, опуститься под землю. Ведь когда-нибудь в будущем до этого места дотянется город, тут станут строить какой-нибудь микрорайон, вырубят лес, вскопают все вокруг и найдут в котловане осколки этого прошлого. — Юра воодушевленно взмахнул руками, шагнул к Володе, посмотрел ему в глаза. — Представляешь, спустя много времени этот лагерь станет чем-то важным для людей, станет историей. Представь, приедут археологи, вскроют культурные слои, найдут фундаменты наших с тобой отрядов, кинозала, эстрады… выкопают статуи, отреставрируют и выставят их в музее. Представь Зину Портнову в каком-нибудь белом зале. — Он грустно улыбнулся. — Может быть, даже сохранится память о нас с тобой. Мы вернем под иву капсулу времени, и ее найдут другие. Положат в витрину значки наши, галстуки… Чтобы «Ласточка» стала значимой не только для нас, нужно дать ей умереть.

Володя задумчиво оглядел зал: выцветший занавес, пустые оконные рамы, разбитую сцену. И правда ведь — рухлядь. Да, это их прошлое — и оно невообразимо ценно, потому что в нем они были счастливы. Но правильно Юра когда-то сказал: в том прошлом они были обречены на расставание, в том прошлом у них не было будущего. Вот только теперь Володя сомневался, что оно возможно в их настоящем.

Все их прошлое — рухлядь. Разве возможно построить хоть что-то на таком неустойчивом фундаменте?

Будто перед прыжком в ледяную воду, Володя глубоко вдохнул и быстро сказал:

— Возвращайся в Германию, Юра.

Он смотрел на него, ожидая реакции, боясь, что Юра сейчас улыбнется или расслабленно выдохнет. Но тот нахмурился.

— Что?

Володя шагнул к нему, взял за руки, надеясь, что он не станет вырывать их.

— Тебе нужно вернуться домой. Улетай отсюда, Юрочка.

— Что? — снова повторил тот. — Нет! Что значит…