О чем молчит ветер

— Если б все было так, не сиганул бы мальчишка с башни, — не унималась бабуля. — А вы все сектанты! Вашим идолом был Печерский. Бедные дети, зомбированные старым, испорченным говнюком, в кого вы превратились?

— Рай, успокой бабулю, — прошептала Марго. — В ее возрасте вредно так нервничать.

— Да, я отключаюсь.

— Ты точно хочешь остаться у нее на ночевку?

— Она гневливая, но безобидная. Все, пока, подруженька!

Райка отключилась. Взяла тарелку, которую Яша опустошил, и стала ее мыть.

А Эмма Власовна взялась за сигарету. Прикурила ее.

Сколько же эта старушка смолит? Или она курит, только когда выпьет?

— Вы были влюблены в Павла? — спросила Райка. Помыв Яшину посудину, она взялась за чашки и ложки, что скопились в раковине.

— Ты с дуба рухнула, девочка? Конечно, нет.

— А Марго считает…

— Бестолковая она. Но чего еще ждать от воспитанницы Пашки? Психика покалечена. Как и у остальных адептов его творческой секты. Уверена, что твоя подружка ничего в жизни не добилась.

— Я тоже. Как и многие другие люди. Вы, к примеру, разбогатели только в старости.

— Дело не в деньгах. Я прогремела на огромную страну, имя которой СССР. И получила от государства много материальных благ, просто распорядилась ими неправильно. Хорошо, дачу эту сохранила, не продала, чтобы одного из мужей из беды вызволить. — Эмма Власовна скурила сигарету меньше чем за минуту. Затушив ее в пепельнице, достала вторую. — Все они были, как я уже тебе говорила, мудаками, но я таких не просто так выбирала. И меня когда-то испортил такой, как Печерский.

— В смысле? Надругался?

— Поработил эмоционально. Но секс тоже между нами был. Вяленький, правда. Я попала под крыло знаменитого писателя. Фамилии называть не буду, он советский классик. Зачем чернить его имя? Тем более о покойниках либо хорошее, либо ничего, а он еще в прошлом веке скончался. — Райка не стала говорить о том, что сейчас никому нет дела до тех писателей. Их произведения даже из школьной программы исключены. — Назовем его Мастером. Он учил меня, поддерживал, вселял веру в свой талант. Но еще и пил энергию, как вампир. Все эти старые гении (даже не гении, просто одаренные и признанные люди) иссякают с возрастом. Им нужна свежая кровь.

— Все старики хотят молодых. Не важно, чем они занимаются.

— Нет, ты поверхностно мыслишь. Возьми Сальвадора Дали. Его Гала была старше физически. Но оставалась эмоционально юной до смерти. Поэтому и вдохновляла. А я быстро иссякла. Хоть внешне оставалась персиком. И Мастер меня выбросил, как отработанный материал. Ладно, я успела поиметь хоть что-то. Иначе осталась бы ни с чем, как твоя подруга. Она ж наверняка играет роли с единственной репликой: «Кушать подано!»

— Спорить не буду. Карьера ее не задалась. Но при чем тут Печерский?

Но ответа Райка не получила. Эмма Власовна вела диалог только на своих условиях. Поэтому продолжила рассказ, проигнорировав вопрос:

— Когда я рассталась с Мастером, то вышла замуж за мужика, кардинально от него отличавшегося. Молодого, простого, сильного. Он был спортсменом-тяжелоатлетом. Гора мышц, в башке одна извилина и та прямая. Мы совершенно друг другу не подходили. Но мне хотелось контраста. Когда я отказалась беременеть в первый же год, он немного потерпел и заделал ребеночка другой бабенке, а развелись мы, когда он уже родился. Два последующих мужа были хуже. Особенно третий. Я решила подпитаться им, молодым, красивым, творческим. И ему готова была родить, а мне уже шел пятый десяток. Но этому не нужно было мое потомство, только денежки.

— Мне жаль, что ваша личная жизнь не сложилась.

— Свою не просри, Покахонтос!

— Парадоксальная вы женщина, Эмма Власовна. В вас уживаются как будто две личности: одна интеллигентная поэтесса, вторая… — говорить «рыночная хабалка» не хотелось, это оскорбление, да еще хозяйки дома, милостиво ее приютившей. — Вторая — грубиянка с рабочей окраины.

— Я и родилась в промзоне города Горького, — хмыкнула бабка. — Я так послать могу, мало не покажется! За это меня Мастер и любил. Не только за молодость, красоту и талант. — Она смачно зевнула. — Ладно, пошли укладываться. Сморило меня с коньяка.

— Яшу тут оставлять?

— Нет, конечно. Он будет лазить везде, шуметь, греметь. Я его на ночь в террариум сажаю. Бери Яшку и тащи в зал, он там стоит, на комоде.

Она так и сделала. Опустила жирное тельце дракончика в емкость размером с конуру для крупного сторожевого пса. Впрочем, в нем могла поместиться и сама Райка. Но ей указали на диван в той же комнате. Сказали, где найти одеяло, подушку и, если надо, белье.

— А помыться можно?

— Если тебя устроит холодный душ. Бойлер шумит, греется долго, а я спать хочу.

— Ладно, я просто оботрусь. — Вставать под холодную воду не хотелось.