О чем мы думаем, когда думаем о футболе

Или возьмем пример Сербии. Я помню посещение Белграда во время Кубка мира 2006 года. У меня была запланирована беседа во второй половине дня 16 июня, что совпадало по времени с матчем между Аргентиной и сборной Сербии и Черногории. Я вежливо попросил перенести разговор на утро, чтобы посмотреть эту игру с хозяевами пансиона и с кем-нибудь еще, кто хотел бы прийти. Все устроилось, мне пошли навстречу, я дал интервью утром, а после обеда мы собрались в простом ресторане под открытым небом перед большим телевизором. За месяц до этой игры, 21 мая, в Черногории состоялся референдум, и пятьдесят пять процентов электората проголосовало за независимость страны. Независимость Черногории провозгласили 3 июня, и таким образом к моменту матча страна, игравшая на чемпионате мира, уже де-факто больше не существовала. Усугубил ситуацию и национальный гимн, звучавший после выхода команд на поле: «Hej, Sloveni», или «Эй, славяне», – старый национальный гимн бывшей Югославии, которая распалась еще во время войны 1991 года. Получилось, что страна, которая больше не существовала, исполняла гимн государства, которого давно уже не было. Хозяева в деталях передали мне всю эту иронию идентичности и дифференциации. Аргентина же тем временем буквально раздавила сборную Сербии и Черногории со счетом 6:0 – это было крайне унизительное поражение. Я думал, что мои новые друзья будут расстроены, но не тут-то было. Они были в восторге, что у всех на виду было разыграно это действо, явно показавшее бедственное, раздробленное и нестабильное положение их национального существования, и на мое недоумение они ответили так: как можно ожидать, что команда страны, которой нет, будет играть с какой-то уверенностью?

Музыка должна звучать

Футбол – это место, где драма национальной идентичности или неидентичности пророчески разыгрывается сама собой вопреки истории насилия и войн. Истинный характер драмы не находится в тексте, или в сценарии, или в ремарках, не говоря уже о субъективных замыслах драматурга, которые частенько могут быть обманчивыми и даже бредовыми. Нет, истина драмы проявляется в исполнении и как перформанс. Как писал Гадамер в книге «Истина и метод»: «На самом деле драма существует, только когда она разыгрывается, и в конечном счете музыка должна звучать»[20].

Это относится и к футболу. Сложнейшие тактические планы, составленные на iPad или сведенные воедино после бесконечных консультаций в больших черных кожаных папках, которые так любит Луи ван Гал, теряют всякий смысл с первым свистком судьи в начале матча. Пресс-конференции и интервью с тренерами и игроками всего лишь способ приятно убить время, а суть футбола содержится в матче, в процессе самой игры. И конечно же музыка должна звучать. Не петляющими, тонкими ритмами дорических од, исполняемых трагическим хором, а постоянным, комплексным хоральным сопровождением пения фанатов, которое может оказывать почти гипнотический эффект, отзываясь эхом на игру и передавая энергетику действий на поле. К сожалению, эта громкая музыка фанатов полностью разрушается ужасом, льющимся из звуковой системы стадиона, особенно бессмысленными песнями, такими как (господи помилуй) «We are the Champions» группы Queen. Если хотите, можете назвать меня реакционером, но я считаю, что стадионную музыку надо запретить.

В своей первой книге «Рождение трагедии из духа музыки» (1872) Фридрих Ницше проводит известное различие между двумя силами, составляющими античную драму, двумя началами, которые воплощаются в виде божеств, двумя спаренными тенденциями: аполлонической и дионисийской. Аполлон – это искусство скульптуры, совершенство индивидуальной телесной формы, выражающейся в фигуре трагического героя. Дионис – это искусство музыки, представляющее собой единение инструментального разгула, которое вызывает сильное чувство опьянения, раж, или Rausch (упоение), что созвучно в английском языке слову Rush (порыв).

Камерунский форвард «Барселоны» Самюэль Это’о празднует завоеванный его командой Кубок Испании 2009 г., в финале которого «Барселона» победила «Атлетик» (Бильбао) со счетом 4:1. Lluis Gene/AFP/Getty Images

Эмоциональный эффект музыки – это опьянение единения, которое происходит, когда мы охотно вливаемся в безбрежную толпу, как ночью в манчестерском диско-клубе Haҫienda («Асьенда») в 1980-х или на рейве в Эссексе в 1990-х. На это различие между Аполлоном и Дионисом Ницше и прививает концепцию красоты и возвышенности.

Индивидуум, страдающий трагический герой, дарит нам образ красоты, но это музыка, которая является возвышенной, поскольку ее невозможно дистиллировать в визуальный образ, а ее эмоциональное требование невыразимо через звук. И хотя античная трагедия – это объединение двух сил – красоты и возвышенности, Ницше дает понять, что музыка – это лоно трагедии, из которого та и рождается.