О чем мы думаем, когда думаем о футболе

В конце 1950-х годов в эпоху расцвета стереокино проводился эксперимент, когда зрителям в кинотеатре раздавались специальные скретч-карты («Scratch-n-Sniff») для усиления впечатления. По определенной подсказке они царапали карточку и нюхали скошенную траву, порох, гниение чужой плоти или что-то еще. Я тоже чувствую запах этого фильма – «Зидан».

Есть две вещи, которые абсолютно ускользают от вас, когда вы смотрите футбол по телевизору, – запах и звук. В запахе есть нечто глубоко ностальгическое, даже элегическое. Когда я вспоминаю, как смотрел игры с отцом в детстве или как плакал в машине по дороге домой после проигрышей «Ливерпуля» (я был обезумевшим десятилетним ребенком после унизительного поражения со счетом 0:1 в матче с командой второго дивизиона «Уотфорд» в четвертьфинале Кубка Англии в феврале 1970 года), то отчетливее всего из недр прошлого всплывают запахи: туалеты, воняющие едкой мочой, мясистый, наваристый «Боврил», пятна от газетной типографской краски на пальцах, дым сигарет повсюду и вкусные пирожки с мясом.

Конечно, многое давно изменилось, и теперь я чувствую себя динозавром, помня все это.

Современные стадионы в наши дни чрезвычайно дезинфицированы и больше похожи на торговые центры. Но по-прежнему витает над полем запах влажной земли, поднимающийся до самых трибун, особенно в зимние месяцы. Это та самая земля, которую Зизу с такой нежностью подлечивает на протяжении всего матча, тщательно утрамбовывая ногами вырванный во время игры дерн, и фоном к этому действу идет постоянное легкое шарканье его ноги по полю.

«Зидан» – это звук. Зидан рассказывает, как он воспринимает звук, когда играет. Когда выходишь на поле, то словно втягиваешься в игру через шум безбрежной толпы. Во время матча слух обостряется. Можно услышать, как кто-то кашляет или что-то шепчет своему соседу. «Il y a du son (звук везде), – говорит Зидан и добавляет: – Le son du bruit (звук шума)». Во многом этот фильм о звуке шума – о присутствии всепоглощающего беспримесного шума, засасывающего каждого. Это то, что и должно чувствоваться в толпе. То, что я раньше назвал чувственным экстазом.

Обычно мы имеем представление о футболе по комментариям, по развернутым и весьма бессмысленным комментариям. Здесь нет непосредственности. Все переживание совершенно опосредованно и медиатизированно. Зидан вспоминает, что, когда он был ребенком, он комментировал свою игру во время матча. По словам Лорана Блана, Monsieur Le President, месье Президента, Пеп Гвардиола делал это все время, пока они играли в «Барселоне» в середине 1990-х, и сильно раздражал его этим. Но мы все делали это, когда были детьми. Мы все комментировали себя, без конца лупя мячом об стену или обо что-то еще: «Толпа наводняет поле, не в силах сдержать свою радость после того, как Кричли забивает победный гол на 93-й минуте». Это было как акт чревовещания и самодистанцирования, который мог даровать доступ к тому, что имеет первостепенное значение для твоего существования. Мы можем быть самими собой только через голос и личность кого-то другого.

Зидан в качестве главного тренера мадридского «Реала» в матче Ла Лиги против «Валенсии», апрель 2017 г. Fotopress/Getty Images

Фильм «Зидан» подбирается к зерну игры ближе, чем все, что я знаю. Во многом потому, что он сделан из чистой любви к футболу. Но мы можем только приблизиться. Зидан вспоминает, как бежал и садился вплотную к телевизору, чтобы смотреть французское телешоу Téléfoot и с замиранием сердца слушать голос комментатора Пьера Канжони. Он говорит, и это очаровательно, что его привлекало не содержание слов Канжони, а тон, акцент, атмосфера. Это именно та атмосфера, которую «Зидан» и пытается пробудить, вовлекая нас в воскрешение пространства, в божественную сферу, время дыхания и испарения.

Генрих фон Клейст в конце своего своеобразного, но чрезвычайно мощного короткого эссе «О театре марионеток» (1810) размышляет о природе грации. Учитывая неугомонную природу человеческого сознания, он приходит к выводу, что грация будет проявляться исключительно в телесной форме в существе, которое «либо не имеет сознания совсем, либо имеет сознание безграничное – то есть как у марионетки или бога». Кто же Зидан: марионетка или бог? Я не могу сказать. Но у него есть грация. А это значит, что он может быть и тем и другим. Грация движений Зидана поражает даже сейчас, когда он царит не на поле, а за боковой линией – обычно в темно-синем пальто, красиво отрезанном на три четверти длины, – как тренер «Реала». Неясно, какой смысл есть, если он вообще есть, в героизме в XXI веке. Герой – это икона. Мы знаем это. Но он (или она) – также нечто большее. Настоящий герой обладает хрупкостью и одиночеством. А в первую очередь – и здесь Зидан ближе всего к фигуре героя – он привязан к меланхолическому самоуничтожению.