О чем мы солгали

Она поднялась по лестнице, миновала квартиру на первом этаже и услышала доносившийся изнутри гул работающего телевизора, скрежет столовых приборов по тарелкам и шум спускаемой воды в туалете – привычные умиротворяющие звуки, которые приглушили чувство нервозности. Перед ступеньками на второй этаж Клара нажала на клавишу выключателя на стене, но лестничная клетка и пролет остались погруженными в темному, и она выругалась про себя. С ключом в руке она пробежала до следующего пролета, нащупала выключатель на этаже, но и здесь свет не загорелся. Ее затрясло; мысленно сыпя ругательствами в адрес домовладельца она мельком взглянула в сторону квартиры Элисон, но наверху было тихо. Наверное, она все еще в отъезде, – подумала Клара. Дойдя до собственной двери, Клара включила фонарик на мобильном и посветила на замочную скважину.

Войдя в квартиру, Клара первым делом щелкнула всеми выключателями и когда комнаты залил свет, осмотрелась. В квартире все еще царил беспорядок после взлома, она выглядела ужасно заброшенной. Одна мысль, которая не давала Кларе покоя после первого сообщения от Эмили, снова пришла ей на ум. Она направилась в гостиную и достала маленькую деревянную коробку, запрятанную подальше от чужих глаз на одной из книжных полок. Открыв ее, Клара облегченно вздохнула. Внутри лежала нетронутая книга Т. С. Элиота, которую впервые показал ей Люк несколько лет назад. С того момента, как они съехались, он неизменно держал ее вместе с парой других дорогих его сердцу вещей в одном и том же месте. К ней никто не прикасался, она была в этом уверена – коробка была покрыта тонким слоем пыли, которую уже полгода не протирали. Она убрала коробочку на место.

При входе в спальню Клара ударилась боком о комод с выдвижными ящиками и что-то слетело на пол. Она подняла валентинку, которую Люк подарил ей несколько месяцев назад, это была открытка с карандашным рисунком голубя Пикассо на обложке. Внутри простая надпись гласила: «Люблю тебя, Клара, и буду любить вечно».

Клара открыла гардероб и достала одну из его любимых футболок со «Стоун Роузиз», немного выцветшую, которую он любил надевать вместо пижамы. Она поднесла ее к лицу и вдохнула его запах. Воспоминания нахлынули на нее: его лицо, поцелуи, то, как он произносил ее имя, аромат его тела по утрам. Потом перед глазами возникла картинка фургона с заляпанным кровью сиденьем и она опустилась на кровать, не в силах сдерживать слезы. В этот момент Клара впервые почувствовала, что он мертв и они больше никогда не увидятся.

Внезапно ей захотелось убежать. Было ошибкой заходить сюда; отсутствие Люка ощущалось среди молчаливых стен намного острее, чем в квартире Мака. Она поняла, что это место перестало быть для нее домом: тот, кто проник к ним, уничтожил атмосферу безопасности и неприкосновенности их жилища. Клара быстро вытерла слезы и, подхватив пустую сумку, начала заполнять ее вещами. Выходя из квартиры, она плотно закрыла за собой дверь, убедившись при свете фонарика на мобильном телефоне, что повернула ключ на два оборота.

Когда Клара стояла на лестничной клетке в кромешной темноте и пыталась справиться с ключами, ей показалось, что она слышит какой-то звук, доносящийся с верхнего этажа. Она застыла. Что это было?

– Эй? – позвала она. Тишина. Произнесла непривычное для нее имя: – Элисон, это ты? – Молчание. – Это не смешно, – прокричала она. По-прежнему ничего в ответ, но Клара не могла избавиться от ощущения, что наверху кто-то был.

Вдруг воздух разрезал оглушительный рев музыки. От неожиданности сердце было готово выскочить из груди, Клара невольно взвизгнула и бросилась вниз по лестнице; когда она оказалась около входной двери, музыка оборвалась так же внезапно, как и грянула. Задыхаясь, она выбежала из здания на холодную темную улицу, освещенную оранжевым светом. Через сквер напротив до нее долетали голоса из многочисленных баров и ресторанов. С колотящимся сердцем она поспешила в сторону станции метро.

17

Кембриджшир, 1994

Те несколько мирных лет закончились вскоре после того, как Ханне исполнилось тринадцать. Казалось, она физически изменилась буквально за ночь, хотя, наверное, я пропустила что-то – мне было мучительно больно смотреть на Ханну, и у меня вошло в привычку отводить от нее взгляд. Так или иначе, прекрасно помню то утро, когда за завтраком я подняла голову и заметила в ней то, что раньше ускользало от моего внимания.

– Что? – спросила она, хмуро пересыпая себе в миску хлопья из пачки.

– Ничего. – Но даже опустив глаза, я продолжала украдкой наблюдать за ней в то время, пока она ела. Семилетний Тоби еще поглощал свои сухие колечки «Чириос», увлеченно читая какой-то комикс. Даг уже ушел на работу, а Ханна завтракала стоя у окна, поскольку давно отказалась делить с нами трапезы за одним столом.