О чем мы солгали

Возможно, все дело было в слишком тесной футболке или в ракурсе, с которого я на нее смотрела, но я впервые обратила внимание, что ее маленькая грудь набухла, талия стала более очерченной, а бока начали округляться. Я перевела взгляд на ее лицо. Его наполовину привычно скрывали спутанные пряди волос, однако я заметила, что частично ушла детская припухлость, немного заострились черты – Ханна всегда была симпатичным ребенком, теперь же превращалась в настоящую красавицу.

Сложно описать словами то, что я испытала. Думаю, это был своего рода ужас. Пока Ханна внешне оставалась ребенком, я могла обманывать себя, что еще есть время поменять какие-то вещи, дать Ханне возможность перерасти ее проблемы, а мне – стать матерью, способной находить общий язык с тем, чья жизнь не согласуется с окружающей реальностью. Осознание того, что она превращается во взрослого человека, вызвало во мне что-то похожее на приступ панической атаки, поскольку это означало, что скоро будет поздно пытаться ей помочь и изменить то русло, по которому текла ее жизнь. Наверное, я интуитивно понимала, насколько плохо для нас все кончится. Я была перепугана, до смерти перепугана в момент прозрения.

Тем не менее, вобрав в легкие побольше воздуха, я осторожно завела разговор:

– Ханна, ты не хочешь пройтись со мной по магазинам в эти выходные?

Она повернулась.

– Можно мне купить компьютерные игры?

– Я думала, мы выберем тебе бюстгальтер, средства по уходу за телом… какие-нибудь новые вещи… Мы могли бы даже сделать тебе стрижку. Что скажешь? – Я понимала, что снова говорю с Ханной с заискивающей интонацией в голосе, и от этого мне было тошно, но я через силу продолжала улыбаться.

Ханна опустила голову, взглянула на свою грудь, и я морально приготовилась увидеть ее смущенной, но на ее лице, скорее, читалась неуверенность. Ханна посмотрела мне прямо в глаза, со звоном поставила миску на стол в кухне и сквозь зубы произнесла:

– Я не хочу ничего такого, – развернулась и ушла, давая понять, что для нее разговор на этом окончен.

Впрочем, в течение следующих недель я приобрела для Ханны лифчики разных размеров в надежде, что ей что-нибудь подойдет. Я купила шампунь, дезодорант, гигиенические прокладки и тампоны, новую симпатичную одежду, которую подобрала с особой тщательностью. Я нашла для нее книгу о половом созревании. Конечно, мое сердце разрывалось на части; покупая очередную вещь, я понимала, что все должно быть совершенно иначе: у меня не было шанса показать Ханне мою любовь и поддержать ее в этот важный период жизни, я даже не могла пойти с ней вместе в «Топшоп» и подобрать нижнее белье. Мне пришлось привыкнуть к такому положению вещей, приказать себе перестать жить в иллюзорном мире, но легче от этого все равно не становилось.

Спустя несколько дней я нашла в мусорном ведре так и не распакованную одежду и средства личной гигиены. У Ханны увеличивалась грудь, но она не носила купленные для нее бюстгальтеры, ее соски выпирали из-под грязных футболок. Появился неприятный запах. Ханна не рассказывала о школе, но я знала, что друзей у нее не было, и я могла только догадываться о том, как ее называли другие дети – вонючка. Школьная сумасшедшая. Мне было очень обидно за нее, но мое сострадание было бесполезным. Она в нем не нуждалась. Скорее, я жалела себя; удивительно, но со временем даже такие переживания превращаются в ничто, ко всем, даже к очень страшным вещам, можно привыкнуть, они становятся частью обыденности.

Ее комната была всегда закрыта. Порой я задерживалась у ее двери и слушала, как она играет на компьютере, сквозь трещины в двери до меня доносились звуки, симулирующие предсмертные крики и грохот разрушения, потом я потихоньку уходила, оставляя ее в покое, включала телевизор или просто закрывала кухонную дверь. Я говорила себе, что так, по крайней мере, она находится в безопасности и чувствует себя по-своему счастливой.

Но почти через год все изменилось. Не представляю, сколько раз Ханна удирала по ночам из дома, пока до меня не дошло, чем она занимается. Было три часа утра, я пошла на кухню налить себе стакан воды когда она проскользнула через входную дверь. Увидев ее в темном коридоре, я вскрикнула от испуга и неожиданности.

– Ханна, – сказала я, немного оправившись от шока, – что ты вытворяешь? Где тебя носило?

Она пожала плечами.

– Нигде.

Я сделала шаг ей навстречу и в нос мне ударил едкий запах сигарет.

– Где ты была? – потребовала я ответа. – С кем?

Привлеченный звуком моего голоса на лестнице появился Даг, сонно потирающий глаза.

– Что здесь происходит?

Ханна пожала плечами, хитро улыбаясь.

– Ничего. Вышла проветриться. Что плохого?

– Тебе только четырнадцать! – сказала я.

Она сняла пальто и, немного пошатываясь, перекинула его через перила лестницы. И тогда я поняла, что она пьяна. Открыв рты от изумления, мы проводили взглядом Ханну, которая, поднявшись по лестнице, оттолкнула своего отца и прошла дальше. Секунду спустя до нас донесся звук захлопнувшейся двери, а мы с Дагом остались стоять, тревожно уставившись друг на друга.