О чем мы солгали

– Ханна мне сказала. Она звучала уверенно. Была абсолютно убеждена. Мне важно знать правду, действительно ли моя мама это сделала. Потому что, если она способна совершить такую гнусность, я никогда не вернусь. Я не захочу ее больше видеть.

Я посмотрела на нее. До сих пор не знаю, почему я так сказала, единственное, что приходит в голову – я все еще была переполнена болью и негодованием. Я потеряла семью и, признаюсь честно, винила в этом Роуз. Вся ответственность за смерть Дага и Тоби лежала исключительно на ней. Так зачем же мне врать ради нее? Зачем говорить Эмили, что ее мать невинна, позволив им воссоединиться, воссоздать идеальную волшебную жизнь, в то время как моя лежит в руинах и ничего в ней больше не осталось? Однажды я попросила Роуз о помощи, но она мне отказала – зачем мне сейчас помогать ей? И я рассказала. Выложила все начистоту, смотря ей прямо в глаза:

– Да, это правда.

Она тяжело вздохнула, изменившись в лице.

– Так, значит?

Я была готова моментально взять свои слова обратно, потому что видела, что Эмили мне не поверила, не поверила, что ее мать способна на такой омерзительный поступок. Я видела, что ей хочется услышать, что ее мать невиновна, вернуться в семью, навести мосты в отношениях с отцом, зажить как прежде, а я всего за несколько секунд лишила ее всего этого.

– Эмили, – сказала я, – иди к родителями, они тебя любят – что бы они ни совершили, они тебя очень любят. Встреться с ними, я потеряла свою семью, не теряй свою.

Но она отвернулась от меня.

– Не могу.

– Куда же ты пойдешь? Что будешь делать? Ты еще вместе с отцом твоего будущего ребенка?

Она покачала головой.

– Мы расстались, – тихо сказала она. – Ему это не нужно. Не знаю, что я буду теперь делать. Прошлым летом я подружилась с девушкой из Глазго, у меня сохранился ее адрес. Может, разыщу ее, постараюсь найти там работу.

– Ты справишься?

Эмили горько посмотрела на меня.

– Думаю, разберусь. – Она вытерла слезы. – Не рассказывай им, Бет. Обещаешь? Никогда не говорить моей матери о нашей встрече сегодня.

– Обещаю, – сказала я.

Она кивнула и какое-то время мы смотрели друг на друга, потом она встала и ушла, тихо прикрыв за собой дверь.

Я часто о ней думаю, задаюсь вопросом, где она сейчас и что с ней стало. Мне нравится представлять, что где-то, возможно в Шотландии, она счастливо живет со своей собственной семьей.

Наверное, стоит рассказать Роуз; она все еще убеждена, что ее дочь умерла, став еще одной жертвой Ханны. Было бы правильно открыть ей правду. Но потом я вспоминаю о том дне на кухне много лет назад, когда я умоляла Розу о помощи и не получила ее – и это после всего, что я сделала для нее. Я предупредила ее о Ханне, но она оставила меня одну разбираться с этим. И теперь после суда Роуз вышла сухой из воды, находится вне всяких подозрений. Месть – слишком сильное слово, но, может быть, это своего рода возмездие за все, что она сделала с Надей и за то, что позже случилось с моим собственным ребенком. Допускаю, мне нравится идея о том, что Эмили теперь свободна от всего и всех, включая Роуз и Оливера, что она единственная из нас, по крайней мере, кто еще может начать все с чистого листа где-нибудь в другом месте.

33

Лондон, 2017

Сегодня Клара в последний раз дала показания; на выходе из здания суда она обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на огромное строение из белого кирпича, надеясь никогда сюда больше не возвращаться, и испытала несказанное облегчение. Наступил сентябрь, было еще тепло, дул легкий ветерок, с деревьев, растущих вдоль магистрали, переполненной автобусами, слетали первые листья на испещренные солнечными зайчиками тротуары. Она достала мобильный и, увидев два пропущенных звонка Люка, замерла на полпути.

С момента выписки из больницы Люк жил в «Ивах», приходил в себя после перенесенных испытаний. Она лишь раз ездила в Саффолк, чтобы навестить его. Они бродили по полю за домом его родителей, наконец-то получив возможность поговорить с глазу на глаз, впервые с того времени, как Люк был найден в квартире Ханны. Во время прогулки Клара украдкой рассматривала Люка; она заметила, насколько сильно он изменился после пережитого. Дело было не только в еще не затянувшихся шрамах на руках; она обратила внимание, что в его глазах, когда-то полных самодовольного благодушия, появилась нерешительность, несвойственная Люку. Куда-то исчезла легкая улыбка, вечно витавшая на его губах. Она прекрасно понимала, что его рука, которой он раскачивал в такт шагам, рано или поздно непроизвольно потянется к ее руке.

Люк рассказал, как однажды вечером познакомился с Ханной в пабе.

– Мы оказались рядом около барной стойки. У нее был немного потерянный вид, я ей улыбнулся, завел разговор о том, о сем и она рассказала, что ее бросил парень. Я купил ей выпивку.

– Ясно, – сказала Клара, не отводя глаз от горизонта, пока они устало шли через луг, заросший первоцветом. Она для себя решила не допускать взаимных упреков во время его рассказа, но сейчас ее сердце переполнили боль и горечь и она нервно сглотнула, пытаясь успокоиться.