О чем мы солгали

Я живу в тихой деревне, скорее, даже деревушке, неподалеку от озера Уиндермир. Спокойное место вдали от цивилизации, где, как мне казалось, прошлое не будет меня преследовать. Я переехала сюда из Кембриджшира после смерти Дага и Тоби, чтобы быть ближе к моим пожилым родителям, и осталась здесь, когда и они умерли. Я создала для себя тихую уединенную жизнь, только я и моя собака Руфус, а если другим жителям этой крошечной общины известна моя история, если они до моего приезда сюда узнали из газет и до сих пор помнят ужасающие подробности убийства моей семьи, то они это держат при себе, за что я им благодарна.

Но сейчас фотография Ханны опять не сходит с первых страниц газет, суд над ней, вызвавший шумиху в прессе, – мечта любого издателя таблоида. В конце концов, там есть все: две чудесные девушки, состоятельная успешная семья, разрушенная адюльтером, похищением человека, суицидом и убийством – никто из участников этой ужасной истории не избежал порицания. Каждый наш поступок, любая деталь этой истории были предметом всеобщего внимания и держали общественность в напряжении последние шесть недель.

Неизвестно, каков будет результат. Ханна наверняка снова отправится в тюрьму – в этот раз ей не отвертеться. Она похитила Люка, призналась в убийстве Эмили, хотя, конечно, сейчас все и отрицает. А что с нами? Как быть со связью Оливера с Надей, ее смертью, похищением маленькой Ланы? Со всем этим сложным и запутанным клубком.

Стало ясно, что голословные обвинения Ханны в связи со смертью ее матери ничем не подтверждаются. В конце концов, кто поверит в гневные тирады отчаявшейся женщины, известной лгуньи, убийцы и похитительницы, направленные против Роуз, безукоризненно державшейся на суде? Почти семидесятилетняя женщина-хирург на пенсии, спасшая жизни бесчисленного количества детей, посвятившая долгие годы благотворительной деятельности, снискавшая любовь коллег и окрестных жителей. Добрая и благородная душа. Действительно, Роуз получила широкую поддержку у публики, считавшей, что она достаточно настрадалась. Уверена, это доставило ей удовольствие – ей всегда было важно быть любимой.

Для Оливера все сложилось не так радужно. По-видимому, у него было море других интрижек с его бывшими студентками до, на протяжении и даже спустя значительное время после его связи с Надей, многие из девушек возникли невесть откуда и принялись рассказывать свои истории про то, как они стали жертвами «приставучего препода-извращенца», в связи с чем британская публика испытывала смешанное чувство злорадства и приятного возбуждения.

Что касается меня и моего участия в истории с маленькой Ланой – в обществе сложилось мнение, что мне ничего страшного не грозит. Люди считали, что я тоже уже достаточно пострадала: мои муж и сын были убиты. Но я должна понести наказание, я хочу понести наказание. На протяжении десятилетий на меня давило чувство вины за содеянное перед скорбящей семьей Нади. Ее родители умерли, так и не узнав правды, и за это я должна заплатить.

Все равно, так или иначе, они разберутся в этой грязной истории, одних людей накажут, других – отпустят на свободу, шумиха в конце концов поутихнет, пока другая трагедия не возродит ее вновь. Правда, есть одна вещь, о которой они никогда не узнают, о ней почти никто не знает – это то, о чем мне рассказала Роуз в ночь смерти Нади, в ту самую ночь, когда они принесли к нашим дверям маленькую Лану. Они не знают, что когда Даг отвел Оливера на кухню подогреть бутылочку с молочной смесью, Роуз, у которой от волнения округлились глаза, обратилась ко мне:

– Бет, – сказала она. – Бет, мне нужно кое-чем с тобой поделиться.

Я удивленно посмотрела на страдальческое выражение ее лица.

– Что случилось? Что, Роуз?

И она мне открылась.

– Я толкнула ее, Бет, – прошептала она. – Я толкнула ее.

Я в ужасе уставилась на нее.

– Я договорилась о встрече, хотела объяснить, что ей не стоит продолжать, ей никогда не получить Оливера, он мой муж и она должна прекратить домогательства. Но она вела себя так заносчиво, кошмарно, издевалась надо мной, провоцировала меня, говорила, что Оливер преследовал ее, что он… спал со многими своими студентками. Это было враньем, чушью! Я потеряла голову, не знаю, как это произошло, я только хотела остановить ее. Хотела, чтобы она прекратила болтать, разрушать нашу жизнь. Я думала о моей дорогой малышке и нашей прекрасной жизни, а эта глупая ужасная девица смеялась надо мной, над нами, говорила, что я обманываю сама себя, что всем в университете известно, каков на самом деле мой муж.

– Роуз. – Это все, что я смогла сказать. – Роуз, господи, нет. – Я хотела заткнуть уши и не слышать ее больше, хотела, чтобы она замолчала.

– Я толкнула ее. Ох, Бет. Я толкнула ее. Я желала ее смерти, пусть на мгновение, но это так. Даже после того, как она упала… я обрадовалась. – Она испуганно посмотрела на меня. – Ох, Бет, что случилось… что со мной случилось? Что мне делать?

Я слышала, как Даг и Оливер разговаривали на кухне. У меня было несколько секунд, чтобы принять решение.