О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии

А вот теперь постарайтесь себе представить. Сокол – старый московский район, заселенный, как и Аэропорт, учеными, художниками, писателями, артистами. До Кремля что на машине, что на метро пятнадцать минут. Огромный перекресток Ленинградского проспекта, Ленинградского и Волоколамского шоссе, улицы Алабяна. Коричневая махина Генеральского дома, свеча Гидропроекта. Словом, жизнь кипит. Но стоит зайти за здание бывшего магазина «Смена», как просто ныряешь в зелень садов, выпадаешь из городской жизни. Кругом патриархальная тишина, которая нарушается не автомобильным клаксоном, а звонками велосипедов, на которых носится детвора, не боясь попасть под машину. Одно- и двухэтажные домики с участками, окруженными штакетником. А на штакетник так и просятся вымытые до стерильности трехлитровые банки для парного молока из-под коровы, которая должна пастись неподалеку.

Вот в такую немосковскую благодать я и вышел. Благодать была еще благодатнее, потому что стоял май и все кругом цвело. Белоснежные деревья, огромная сирень, и все это дополняла медведица Маша, которая вместо коровы прогуливалась по саду на длинной цепи.

Надя накрывала на стол. В этом собачье-зверино-тараканьем царстве неким диссонансом смотрелась кухонная утварь «Цептер», в которой готовилась вся еда, дорогая посуда и серебряные приборы. Но на эту мелочь никто не обращал внимания.

– Я договорилась на телевидении, – Надя сразу взяла быка за рога, – про тебя будут снимать документальный фильм.

Бутерброд встал у меня поперек горла.

– Откуда у меня такие деньги?

– Это не твоего ума дело. Я все решаю. Фильм про тебя и про клинику, но фоном будет наш театр. Вопрос решенный, я просто ставлю тебя в известность, чтобы ты успел бороду привести в порядок.

Перспектива заманчивая. Тем более что это был 1993 год, и телереклама еще как-то выстреливала.

– Ну, коль дело решенное, то я пошел в парикмахерскую.

Договорились до того, что режиссер позвонит мне и приедет в клинику, чтобы оценить фронт работ. После осмотров, примерок, обсуждений, рассуждений «телевизионные деятели искусств» не заставили себя долго ждать, и через какое-то время клиника была заставлена софитами и камерами, а сами «деятели» пугали своим видом не только владельцев, но и пациентов.

Господи, за что же на меня свалилось такое наказание? Камера мигрировала за мной по всей клинике. В операционную, в кабинет приема, на кухню во время обеда. Камера была везде. И если к концу первого дня мне расхотелось быть звездой экрана, то к середине второго я уже относился к участникам сего мероприятия как к тем самым рыжим тараканам.

Съемки через какое-то время выбурлили за пределы клиники и перенеслись на Сокол. Было решено целый день снимать театр и меня в нем. Одетый в белый халат, с фонендоскопом на шее и умным выражением на лице я играл главную роль доктора Айболита. Постоял вместе с Сашей возле Маши. Ну не дурак же я, чтобы один к медведице лезть. Послушал ламу, почесал за ухом ослика, поиграл в гляделки с мартышкой Мартиком. Все было очень правдоподобно, и Станиславский гордился бы мною.

Дело подходило к логическому завершению. Не хватало какой-нибудь монументальной сцены. Решение, как всегда, было неожиданным и нестандартным – «Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит»! Под дерево тут же были поставлены стол и стул, на который я торжественно воссел. За неимением коровы и волчицы на стол водрузили дикобраза Беню и питона Антона, на мое правое плечо посадили попугая ара Карлоса, а на левое – мартышку Мартика. Надо сказать, что я, как нормальный человек, панически боюсь змей, так что Антона, несмотря на то что он был почти родным, я боялся тоже.

Антураж был создан. Я позировал, Мартик с энтузиазмом ловил кого-то у меня в волосах, Карлос своим клювом, которым он колол грецкие орехи, ласкал мое ухо, Беня суетился на столе перед нами, а рядом с ним грелся на солнышке Антон. Съемки начались.