О чем поет вереск (СИ)

После мрака и беззвучия мира теней краски Нижнего слепили глаза, ноздри забивали тысячи запахов, уши — тысячи шорохов. Умывались мыши в подвале и сыто щерились виверны у излучины Синей реки; прорастали корни дерев в заповедном лесу и вызревали самоцветы в Черных горах; ласточки резали воздух над Черным замком и взлетали феечки из кувшинок… Все казалось чересчур ярким и невероятно живым. Все казалось вновь сотворенным, безгрешным и чистым.

Мидир смотрел на Этайн, словно видел ее впервые. На маленькую родинку чуть ниже левого века, на четкий контур бровей, на чувственные, яркие губы, в мгновения веселья обрисовывающие четкий полумесяц…

Он начинал лучше понимать своих далеких предков, что похищали жен из других Домов и никогда более не показывали их миру. Ему тоже иногда очень хотелось запереть Этайн навечно. Вот только истинно певчие птицы не поют в клетках…

Но думы потом. Потом, все потом. Выговор страже, пропустившей королеву на Башню, и самой Этайн. Эта упрямица ослушалась его! Злость вскипела бурным ключом и тут же стихла. Сейчас имело значение лишь то, что она жива.

Мидир склонился к ней, коснулся губами теплой кожи лба, втянул родной запах нагретого на солнце вереска. Не смея дотронуться до уст, провел рукой по щеке, огладил волосы, ощутив шелковистую упругость каштаново-рыжих кудрей; подтянул выше покрывало — и поспешил на поле боя, туда, где, будто в предвестии заката, полыхали изумрудным пламенем холодные благие небеса.

Головы волков жалобно поскуливали, птицы света перелетали с места на место, залы и галереи, казалось, сворачивались в пространстве, давая королю время — весь замок передавал тревогу и беспокойство.

Открывшаяся с предпоследнего бастиона картина заставила остановиться, осмотреться, прислушаться к сумятице образов и звуков и постараться собрать миллион крошечных деталей в цельное полотно.

Атака шла с двух сторон. Людские маги толпились справа, где столкнулись воины возле штандартов. Слева казалось чуть спокойнее, но врагов хватало и там. И галатов, едва освоившихся с новыми силами, и неуклюжих, а оттого еще более опасных механесов. Рога трубили где-то далеко, возвещая об изменениях в движении галатов. Штандарты Мидир различал многие, но не королевские.

Король волков встряхнулся, понимая, что нового ничего более не разглядит, а вот время и магию потеряет. Подтянул ремень шлема и ринулся вниз. Алан неотступно бежал следом, желая то ли помочь, то ли перехватить. Пока побеждало чувство содействия королю, а не противодействия, значит, смотрелся Мидир неплохо.

На одном из поворотов с земли блеснуло темным, почти черным цветом, в котором плохо отражались даже облака, словно вода была перемешана с колотым льдом. Мидир на миг остановился, рассматривая ров. Кто-то пытался оборотить укрепления против хозяев: его переполняла магия живого хрусталя. Живого и беспощадного. Пара скелетов оттуда уже торчали, и даже белые кости казались посеченными.

Спину неприятно кольнуло — от одного плеча через лопатки к другому. Мидир дернулся, сбрасывая неприятные ощущения, наверняка проявление шлейфа мира теней и близкой магии неблагих.

Алан следовал по пятам как вторая тень. Волчий король обратил внимание на тени и на земле: времени прошло гораздо больше, чем показалось. Он прищурился, скользя взглядом поверх механических воинов, пытаясь определить, сколько осталось до захода солнца. По всему выходило — меньше часа. Тридцать-сорок минут. Отсутствие привычной точности во времени ощущалось как слепота, и Мидир с проснувшейся яростью рванулся вперед. Брат наверняка выходил за разумные пределы в своем стремлении доказать — ему можно верить! И куда заведет его это желание, страшно подумать.

Вблизи не было ни наступающих галатов, ни своих волков. Огромные каменные воины лупили друг друга в полную силу, но как-то особенно болванисто, как если бы действительно были слепыми куклами.

Голову Мидира внезапно пригнул Алан, спасая от громадного кулака своего же черного механеса. Легонько подтолкнул ладонью бестолкового механического воина в нужную сторону. Мидир обошел двух синих великанов, которые ожесточенно молотили друг друга. Один уронил другого, коротким ударом сложенных кулаков сверху вниз вбил голову противника в плечи и тут же вновь схватился с механесом галатов.

Никаких иных звуков, кроме гулких ударов, сродни шуму падающих валунов при горном обвале, волшебные существа не производили. Кликуши из числа людей вопили что-то об оскорблении их короля. Волки дрались молча.

Мидир пробирался дальше и дальше от Черного замка, обходя горы упавших еще утром механесов, рытвины и настоящие колодцы, оставшиеся от заклинаний. Битва продолжалась весь день, горизонт грозился скрыть лучи ясного солнечного света, при звездном — волкам будет удобнее, хотя Мидир почему-то все равно не желал наступления заката.

Идти вперед, безотчетно повинуясь чувству долга, не дал Алан, перехватив Мидира поперек груди, делясь силой. Черная волчья макушка возле плеча напомнила о брате, о Джареде, и усталость отступила. Мидир сам бы не сказал — отчего.