О чем поет вереск (СИ)

— Глупый, глупый благой зверь из глупого елового леса, — глаза Лорканна полыхнули желтизной не хуже, чем у волков. — Миры связаны. Падет твой — захватит и наши!

— Я не нарушил Правил. Это всего лишь Лугнасад. И…

— И это всего лишь женщина Верхнего? — ядовито закончил Лорканн. Дождался кивка Мидира, продолжил равнодушно: — Складно брешешь, волк без сердца. Знаешь ли, я почти поверил. Если бы не…

Посмотрел на свой сжатый кулак и раскрыл длиннопалую ладонь, поворачивая кисть наружу. Знак распускающегося цветка — символ любви — одинаков для всех миров, и Мидир чуть не скрипнул зубами от злости.

— …вереск! Зря ты притащил его в Нижний.

Мидир швырнул снегом бессильно, а Лорканн только расхохотался. Огонь за его спиной полыхнул яростнее.

— Не забудь о своих словах про Лугнасад, волчара, — Лорканн, успокоившись так же внезапно, как развеселился, придвинулся вперед. — Правда, ветер нашептал, ты назвал ее королевой. Королева Мидира! Благие ёлки!

— Ёлки не трогай!

Желтый изогнутый клюв грифона появился из-за спины неблагого, улегся на плечо. Черные перья приподнялись на голове полуптицы-полузверя, львиные лапы переступили рядом с сапогами Лорканна, и тот погладил грифона, словно делясь с ним весельем.

— «Мо гра» еще не сказал?

Слова любви верхних — так отец называл маму.

— Завидуешь? Разве ты со своей супругой не живешь в любви и согласии? Я все думаю, как она выносит тебя столько веков и двух детей спустя?

Ты смеешь упрекать меня, хотя сам был не слишком честен!

— Не слишком! — полыхнул желтизной глаз Лорканн. Грифон на его плече моргнул дважды круглыми и тоже желтыми глазами. — Одно дело не слишком, а другое дело совсем нечестен, согласись, Мидир. Показаться слабее, чем есть, разумно. Вдобавок, ее мятежные идеи по переустройству мира я использовал. Она хотела поймать короля-грифона, — хихикнул он, — и у нее получилось.

— Странно, что убить тебя она хотела лишь раз!

— Магия первой встречи. Знаешь ли, все меня хотят убить при первой встрече, а некоторые — при каждой. И молчат!

Мидир еле сдержал рык, но Лорканн понял, раз ухмыльнулся еще шире:

— Не держи в себе, благой! Давай встретимся, я всегда готов повыдирать тебе шерсть.

— А я — выщипать тебе перья!

— Приятно, когда чувства столь сильны и взаимны. Ты, я гляжу, дорвался до сладенького, — Лорканн вдруг посерьезнел.

Холодок прошелся по спине Мидира. Неблагой все понял, разнюхал глубину задействованной им магии.

— Не трогай мою королеву. Займись лучше своей.

— Моя королева — неблагая, Мидир. Неблагая!

— И что с того? Моя мать была земной женщиной!

Лорканн поднял голову и заклекотал не хуже птицы. Глянул сквозь опущенные ресницы, вытянул черные кривые когти и погрозил:

— Только благие мастера сравнивать пушистое и горячее.

— Поясни, — пряча клыки, выдавил Мидир, примериваясь и вновь понимая: не зацепить наглеца. Выдохнул, уже второй раз ловя себя на грани обращения.

— Джаретт не нарушил свободу Синни: твоя мать ушла под холмы добровольно. Что же до милого Вереска, чью спину ты сейчас нежишь…

И вновь мурашки пробежали по коже Мидира. Неблагой очень старался, раз смог разглядеть Этайн под защитой его магии!

Дикий грифон за спиной Лорканна расправил широкие крылья, хрипло каркнул и вытаращился с видом еще более укоризненным, чем неблагой.

— Подумай об одном, властитель Светлых земель: свобода, магия, любовь — грани одной сути. Древо жизни держит все наши земли! Не руби его!

Мидир, переплетя пальцы Этайн со своими, прислушивался к ее дыханию, гладя ее спину, и ответа не придумал. Не дождавшись, Лорканн закончил:

— Это была хорошая беседа. Мы никого не убили… Но обязанности Темного властелина не позволяют мне долее чирикать с тобой.

— Лети уже, птичка!

Лорканн оперся руками о проем и наклонился вперед, за предел Окна — так близко, что Мидиру стал четко виден тонкий белый шрам, пересекающий щеку, бровь и уходящий под волосы.

— Не позволяй привязанностям брать верх над долгом. Избавься от этого цветка, да поскорее. Избавься от него! Достал бы — сжег бы сам. Сжег бы… Не дотянусь. Не то… — голос опустился до шепота, как всегда, когда неблагой начинал заговариваться. — Не то… Знаешь ли, бывают чувства, которые отпустить уже невозможно.

Мидир вытянул руку ладонью вперед, выталкивая неблагого. Тот мгновенно обернулся, развернул собственные крылья, в два раза шире обычных грифоньих, и пропал. Окно с треском закрылось.

Чем дольше длится разговор, тем больше сжимаются миры. А потом — расходятся. С Лорканна станет сбросить усталость от Окна на собеседника. Не очень-то вежливо, но очень по-лорканновски. Вот и валяйся потом пару-тройку часов полумертвым. Еще Этайн напугается…

— Мое сердце, — прошептала она. — Мое дикое необузданное сердце, — повернув голову, поцеловала Мидира в шею, добавила задумчиво: — Ты говорил с кем-то…

— Прилетала одна птичка пощебетать.

Этайн поудобнее устроилась на его плече, посмотрела вопросительно.

— Лорканн? Тот самый? — улыбнулась на его недоумение, запустила пальцы за отворот рубашки. — Да ты же рассказывал! Так смешно!

— Что именно? — вздернул бровь Мидир.