О чем поет вереск (СИ)

— Только певицы и друидки могут добиться настоящего уважения и стать на равных с мужчинами. Это я и сказала друидам. Им не слишком понравилось! Нужно знать свое место. Женщина не должна желать большего, друидки тоже повязаны бесчисленными правилами. А когда я ответила, что быть свободным наполовину — значит, быть наполовину рабом… — поежилась Этайн.

— Тебе решили вбить правила каленым железом?! — рассвирепел Мидир.

— Могли и сжечь за непослушание! Так что я отделалась лишь шрамами.

— Не только. Я видел давние отметины на спине. Кто еще пытался насильно осчастливить тебя?

— Это… да, это всего лишь пожелание добра. Отец очень хотел выдать меня замуж за Борво… Он тоже внук короля и вполне мог в союзе с нашим кланом претендовать на трон. Его отец очень дружен с моим. Но, видимо, ни плеть, ни огонь меня ничему не учат. Эти следы ты тоже убрал?

— Это меньшее, что я мог сделать для тебя.

— Вколачивать ум-разум детям и женам — не зазорно даже в лучших семьях. Галаток еще считают свободными! — горячилась Этайн. — Мы можем уйти, получив развод — и жить в позоре до конца дней своих. Можем принудить жениться — и жить с человеком, не любящим тебя.

— Да, Этайн. Ты ведь тоже могла дождаться Лугнасада и прокричать о своей любви во всеуслышание. Я бы потерял честь, не став твоим супругом.

Этайн открыла сердце, подарила себя, не требуя ничего взамен. И хотела уйти — к друидам, на костер или к родне, готовой отдать ее этому Борво. Мидир напряг память: они с Эохайдом гостили в том клане. Молодой человек древнего рода. Что-то ему тогда в нем не понравилось, но присматриваться не стал. А сейчас возненавидел лишь за то, что ему чуть не отдали его Этайн! Тогда точно проще было бы сделать ее вдовой.

От лицезрения Борво с распоротым животом его вновь отвлекла земная красавица.

— «Честь и сила», да, — задумчиво произнесла она, разглядывая девиз дома Волка на его браслете. — Много ли чести стать навязанной женой? Много ли чести иметь такую жену, как я? Но ты… — засияла глазами так, что Мидир улыбнулся в ответ. — Ты всегда можешь взять вторую! Взамен или кроме этой, упрямой.

— Я не могу, Этайн. Ши женятся крайне редко. И уж точно не берут вторую жену.

— Нет-нет, не говори, умоляю! — испуганно отшатнулась она. — Не надо, только не о любви. Не говори, что не любишь! Я знаю! Только не говори! Мое сердце, я буду любить за двоих!

— Я скажу иное. Я буду заботиться о тебе, нежить тебя — каждый день, отнятый у богов.

Чужие слова из уст Мидира прозвучали столь искренне, что Этайн замерла, веря и не веря… Целоваться при всех не пристало владыке Благого двора, но Мидир повел вокруг хищным взглядом, ухватил Этайн за талию и увлек под тень ближайшего дуба. Нежное лицо женщины обхватили белые волчьи ладони, губы Мидира приблизились к ее губам, и вся задуманная прогулка стала казаться бессмысленной тратой времени.

— А ты, пилик, куда это ведешь нашу Этайн? — раздалось в меру назойливо, без меры визгливо.

Мидир с трудом оторвался от «нашей Этайн»: целоваться он умел, хотя не слишком любил, но с этой женщиной все было слишком волшебно, слишком по-иному. С ней все было как впервые.

Феечки не отставали, продолжая пиликать над ухом.

— Она не ваша! — смахнул он с плеча скинутые ими желуди.

— Нет, пилик, наша! Наша! Она наша королева! Так куда?

— В самую чащу самого темного леса! — оскалился Мидир.

— Тогда, пилик, мы будем сопровождать вас.

Феечки и не думали выказать испуг или хотя бы уважение! Так и будут зудеть всю дорогу. Ну не убивать же, особенно на глазах Этайн. Только Мидир сложил проклятие для превращения феечек в тыкву, как женщина произнесла:

— Дорогие феи, разрешите моему супругу показать мне ваш лес. Мне кажется, он должен быть волшебен! Особенно для двоих, — и те, пошушукавшись, улетели.

Волчий король подхватил земную женщину под руку и вновь повел по дороге.

Гуляющих, несмотря на чудесный день, было немного, у заповедного леса и вовсе никого. Этайн, закинув голову и приставив ладонь ко лбу, разглядывала ели, упиравшиеся в небо. Мидир прислушался к отчаянной перекричке птиц, шуму ветра, отдаленному журчанию Айсэ Горм.

Горько и пряно тянуло от нагретой смолы, последней, истовой сладостью — от сияющих в изумрудной траве звездочек лютика и зверобоя. Волчий король опустился перед женщиной на колено, приподнял край длинной развевающейся юбки. Этайн ахнула, приоткрыла рот, но Мидир прижал палец к губам, прося о тишине. Стянул с нее высокие сапожки из мягкой кожи, прижался на миг к очаровательной ножке щекой. Разулся сам и прислушался. Лес молчал. Этайн сделала шаг, другой по мягкой хвое и пошла вперед так легко, словно перед ней расстилался ковер. Провела рукой по еловым колючкам, рассмеялась чему-то своему.

Мидир нагнал Этайн, подхватил под руку, повел в центр леса. От его движения очередная лапа замахнулась, готовая ударить незваного гостя, расцарапать кожу, как не раз случалось с неопытными лесовиками: они хоть и дети Леса, но ельник признавал за своих лишь волков.

Мидир обернулся, готовый ухватить сердитую ветку — но та скользнула по щеке Этайн, словно лаская.