О чем поет вереск (СИ)

— Да, мой король, — подтвердил догадку советник. — Это не друиды открыли пути, а вы. Вы — когда поняли, что нарушаете свои же законы. Друиды же лишь воспользовались…

— Мидир! — звонкий голос ворвался раньше жены.

Король не успел додумать, не успел что-либо ответить, как в зал влетела сама Этайн. Очень сердитая, сжимавшая в руке сандалию с позолоченным ремешком и желтую тунику.

— Что это, Мидир? Что это такое?! — швырнула она ему под ноги свою одежду и украшения. — Раз ты хранишь ее вещи, значит, она дорога тебе! Кто она? Где живет? Как смеет оставлять свою одежду в нашей спальне?!

— Этайн, эта одежда… она…

— Земная! Зем-на-я! Только не говори, что она моя! Потому что я такой одежды у себя не помню! — зеленые глаза метали молнии похлеще гроз над Черными горами. — А ведь носить подобное стали лишь в этом году, Мидир! В этом году, когда мы с тобой уже были женаты!

— Этайн! — соврать было нельзя, но и правду сказать невозможно.

— Не надо! Вот не надо ничего говорить! Не хочу! Ничего не хочу слышать о твоих женщинах! Я не должна была… Какая же я была глупая! Решила, что ты хоть немного меня любишь!

Этайн, отчаянно всхлипнув, закрыла лицо ладонями и ринулась прочь… И натолкнулась на входившего Мэллина, очень вовремя появившегося в дверях.

— О! Это мое, — хихикнул он, и Мидир в который раз порадовался присутствию брата.

Этайн отняла руки от лица. Неуверенно зашла обратно, пропуская в залу Мэллина. Он склонился поднять упавшую тунику и так натурально смутился, что Этайн улыбнулась.

— Мое, мое! Что, смешно? Не то чтобы совсем мое! Хотя мне не раз приходилось переодеваться в женское! — рассмеялся Мэллин и тут же посерьезнел. — Я люблю эту земную женщину, тебя же любит мой брат. Очень любит. Он далеко не всегда говорит то, что чувствует. Почти никогда. К тому же, зачем каркать? Сегодня скажешь о любви, завтра дети появятся.

— Это правда? — все еще недоверчиво смотрела Этайн.

— Про детей? Не знаю, не пробовал. Про любовь тоже спрашивать не советую, а про женщину и одежду — можешь мне поверить! — Мэллин прижал ладони к груди. — Что замерла? Как обидеть, так она махом! Давай уже, проси прощения!

Этайн вспорхнула, прижалась к груди Мидира.

— Прости, прости меня, любимый! Что же я творю! Я не должна была! Мой король, прости! Я не знаю — не знаю! — как позволила себе…

— Прошу, не расстраивайся по мелочам, — Мидир погладил золотисто-рыжую голову, прижался губами к чистому лбу. — Ты моя королева, другой у меня нет… Но скажи своему супругу, откуда у тебя эти вещи?

— Они лежали в шкафу, — потупилась Этайн. — Я открыла дверку, а они выпали… Сама не знаю, что на меня нашло. Помутнение какое-то. Словно что-то подталкивало в спину, зудело о тебе всякие гадости… Прости, мое сердце!

Мидир сжал зубы. Как эти вещи вообще могли оказаться в его покоях? Как могли пропасть из надежно закрытого хранилища?

Джаред забрал одежду и сандалию у Мэллина. Шепнул мысленно, но очень четко:

— Мне не надо говорить, кто это. Друиды совсем обезумели, раз нарушили защиту замка. Того замка, что они клялись защищать! Дойду до Хранителя, поговорю, как это возможно и что нужно сделать, чтобы подобное не повторилось. Заодно проверю одежду — вдруг это проводник наверх?

Мидира окатило холодом и злостью. Хозяйничать в его Доме — это уже перебор! Как и открывать дорогу людям, как и отрезать его мир. И огорчать его жену!

— Джаред, я потолкую с замком. Теперь моя очередь восстанавливать равновесие!

— Я покину вас ненадолго. Мэллин. Этайн, — решил Мидир и, ухватив Этайн за узкую талию, отодвинул от себя, ответил на полный тревоги взгляд: — Я не сержусь, но мне нужно кое-что сделать прямо сейчас.

— Я провожу человечку, — подставил локоть Мэллин. — Моя королева, поговорим о том, что теперь носят в Манчинге?

— Только если ты переоденешься в женское! — рассмеялась Этайн, но обернулась в дверях.

Мидир послал ей по воздуху венок из перламутрового вереска…

Клепсидра Дома Волка находилась в самом центре Черного замка. Вокруг нее закручено время, к ней сегодняшний Мидир, почти лишившийся прежнего могущества и теперь очень жалеющий об этом, обращался с просьбой.

Провел по острому верхнему краю клепсидры, помазал кровью губы серебряных волков.

— Через девять дней у стен моего замка будут нежданные гости. Я не могу предотвратить этого.

Волки, держащие клепсидру, отмерли и одновременно кивнули. Острые искры блеснули на шкурах.

— И вы тоже не можете. Если я нарушил закон, я готов принять наказание прямо сейчас.

Волки повели головами.

— Это тоже невозможно, — вздохнул Мидир. — Для вас я ничего не нарушил. Но разве не нарушили друиды порядок, вторгшись в мой замок, в мое волшебство и в умы моих подданных? Разве почти свершившаяся кража моей жены — моей жены в этом мире, — поправился он, — и ее потревоженный покой не должны быть уравновешены?

Серебряные волки замерли вновь.

Всю силу, что еще оставалась и билась в нем яростным ключом, ища выход, Мидир направил на замок и его стражей.

Зашуршал черный камень, захлопали двери и окна, жалко зазвенело бьющееся стекло, птицы забились в тревоге…