О чем поет вереск (СИ)

— Они держат ту магию, с которой пришли, но она тает. Наши леса пусты, им нужно много силы для пропитания галатов. Видимо, пойманные или заманенные виверны и тролли дают им ее. Но зато связи с Черным замком разорваны!

— Вот и прекрасно. Знаешь, Мидир, я почти уверен, не на этом поле боя будет происходить наша битва. Все обманка. Лагерь галатов прикрывает лагерь друидов, нападение верхних может прикрывать вторжение…

— Ты прав во многом, — процедил Мидир. — Завтра расскажу.

— Я беспокоюсь сегодня. Отдохни хоть это утро! Заодно и Этайн успокоишь. Наша королева почти не спала без тебя.

— Мое сердце, обними меня. Мне такой ужасный кошмар приснился, — потянулась к Мидиру встревоженная Этайн.

— Мне тоже, моя любовь, — прошептал Мидир. — Мне тоже.

— Какие-то серые тени на тебя нападали!

Мидир улегся рядом и притянул ее к себе.

— Я сам нападу на кого хочешь. Могу прямо сейчас и на тебя!

Глава 28.1. Под вересковым стягом. Цена магии

Одного-двух часов хватило бы для отдыха, но из дремы раньше назначенного времени Мидира выдернул один очень странный звук. Этайн, в чью макушку он уткнулся, засыпая, обняв покрепче руками и даже обвив ногами, проснулась раньше него. Дивные дела! Завошкалась, засопела, коротко и быстро втягивая воздух.

Повернулась к нему — довольная, словно выяснила что-то, и почти не грустная.

— Не подскажешь, чем таким важным была занята моя королева? — тихо произнес Мидир, не желая спугнуть редкий момент счастья.

Этайн вывернулась из-под его руки, откинулась на спину. Потянулась и зевнула, показывая розовый язычок, намекая, что это все полусон. Мимолетно дотронулась до темного соска. Знала ведь, как он отвечает на ее наготу!

Округлость женской груди, перевитая ткань между сжатых ног, призывный взгляд из-под темных ресниц… Мидир развернул к себе коварную, поднял подбородок, заглянул в глаза, где теплое золото плескалось в темной, почти черной зелени. Противоречивый хризолит, как сама Этайн. Но сейчас ее воля была мягче пуха, а сама королева — покорнее воска.

— Ты нюхала меня. Признавайся!

Этайн вздохнула, приподнялась, натянув на себя ткань.

— Ты так вкусно пахнешь… — стеснительно молвила она. — Я наконец разобрала.

— Звери не пахнут, моя любовь. Почти совсем.

— Это почему?

— Если зверь начнет издавать запах, значит, он слаб или болен. Тогда его найдет более сильный зверь…

— И что? Расцелует? — коснулась она его руки.

— И сожрет.

— Как все печально, — хотя Этайн печальной не выглядела, губы ее дрожали от смеха. — На роль самого страшного зверя в этом доме я точно не гожусь. И как я нашла тебя, мое сердце? Странно… После всех этих кошмаров с черной твердой водой и живыми хищными деревьями — такой хороший сон! Мне приснилось, мы вместе старели. Я даже вспомнила, что когда-то мечтала об этом, — опустила голову. — Я так отчетливо вспомнила эту мысль… Но она словно бы не моя. Какая глупость, правда?

— Не такая уж и глупость.

Этайн, улыбнувшись, лизнула его грудь — длинно, сладко, по-волчьи. Мидир зажмурился, пытаясь забыть ее слова не о нем.

А потом он понял, отчего она столь чувствительна к запахам. Этайн носит волчонка! Его волчонка! Рука легла на ее живот, и он показался самую малость округлым.

Усталость пропала вовсе, и все мысли улетучились мгновенно. Кровь, стукнув в сердце, огненной волной прошла по венам, и вместо отведенных себе двух часов он провел в постели все четыре. Этайн, горячая от его ласк, промурлыкала, не забыв, о чем они говорили:

— Хотя съесть тебя мне иногда ужасно хочется. Но все же, как тогда волчице найти своего волка?

— По вою.

— И по нюху! — не соглашалась она. — Ты пахнешь мускусом и… — Этайн втянула воздух совсем как волчица, — и фиалками. И я… сейчас тоже пахну тобой!

— Не могу я пахнуть фиалками!

Мидиру хотелось бы рассердиться — где он, а где фиалки? Волк с фиалкой в зубах! Но сердиться на Этайн никак не получалось.

Она не отвечала. Мидир пригляделся: Этайн устала. Очень устала.

— Спи, моя несравненная любовь, — попросил он, целуя висок. — Спи, тебе нужны силы.

— Нет-нет, я еще не… я совсем не хочу…