О чем поет вереск (СИ)

— Советник? — узнать Джареда было легко, он пришел в равновесие и вновь отдавал льдистой спокойной свежестью.

— Я на башне. Полная тишина, хоть мне и тревожно.

Злую магию Джаред почует первым. Молодому советнику уже было мало равных в филигранности многослойных заклятий. Что для многих являлось нудными бреднями по сочетанию схем и векторов или орудием убийства, Джареду попросту нравилось.

— Странное ощущение… — Мидир приблизился к сознанию Джареда, словно бы зависнув возле его светлой головы, вгляделся в рассветную землю, не различая конкретной угрозы. А опасностью тянуло отовсюду.

— Словно мы что-то упускаем. Но штандарт Эохайда опущен, и лагерь галатов тих, как мышь под метлой. Отдыхайте, мой король. Передышка ненадолго.

Мидир коснулся благодарной мыслью Джареда, заодно прощаясь ненадолго, и обнаружил, что все еще удерживает Мэллина.

Прикосновение к ладоням брата было слишком ощутимым, и Мидир погрузился в воспоминания.

Это случилось в первый или второй побег Мэллина в Верхний. Вернее, в его возвращение. Отец с Мэрвином переглядываются понимающе, младший молчит.

При первом же взгляде на брата Мидир понимает: что-то не так. Его настораживает какая-то мелочь, деталь, непривычное и чужеродное в виде Мэллина, его повадках. Младший брат не подхватывает кларсах, проходя мимо оставленного инструмента, и Мидир понимает, что с самого прибытия Мэллина не видел его рук.

Что должно было случиться, чтобы Мэллин прошел мимо музыкального инструмента, не сделав и попытки подхватить его, Мидир, тогда еще очень молодой, думать боится. И в пику этому страху вылавливает братишку, уводит за портьеру, крепко прихватив запястье и не давая выкрутиться.

— Ай, Мидир! Ну ты чего, отпусти уже, — в шипении сорокалетнего брата больше страха, чем требовательности, и Мидир, конечно, не отпускает.

Если волка покалечили в Верхнем мире, а он не сказал… Нет, на празднике в честь отца эту тему все одно поднимать не стоит, зато Мидир поможет Мэллину не попасться. С любыми повреждениями Мидиру надо быть ознакомленным заранее.

— Покажи руки! — Мидир разворачивает брата лицом к себе, удерживает за правое запястье, но страшится стягивать перчатки самостоятельно. Мало ли.

— Мидир, я клянусь тебе, Мидир, ничего плохого не произошло, не волнуйся! — встрепанный братишка под испытующим взглядом вжимает голову в плечи, но не сдается: — Если ты заметил, не значит, что они заметят, а там нет ничего ужасного, но если увидят, запретят соваться в Верхний до конца времен!

«Они». Мэрвин и отец для Мэллина — «они». Ничего удивительного и все равно неприятно.

— Тогда тем более. Покажи! Мне! Руки!

— Может, не надо? — последняя попытка.

— Мэллин! — последнее предупреждение.

— Ну хорошо-хорошо! Ладно, Мидир, ладно! — перчатка с правой руки осторожно стягивается, открывая необыкновенно розовую кожу. — Я немного попал под солнце…

По мере того, как перчатки снимаются, Мидир ощущает себя все большим глупцом: так насторожиться по совершенно пустяковой мелочи. Хотя если бы Мэллин не щеголял в перчатках… Следует разобраться, что заставило приодеться брата. Возможно, корень беспокойства в этом.

— И что заставило тебя скрывать солнечный ожог вместо того, чтобы залечить его?

— Н-наш папа, он, ты знаешь, Мидир, к-как-то раз меня уже поймал на солнечном ожоге, — Мэллин прячет глаза. — Я не знал, что это был ожог, а потом кожа на руках пот-т-темнела…

Сбивающийся брат заставляет спокойствие улетучиться вновь.

— И что в этом ужасного?

— Отец, он увидел, Мидир, — Мэллин испуганно вскидывает раскосые глаза, — он увидел и сказал, что Верхний мир не метит настоящую волчью кожу, она всегда будет бледной, а этот темный загар свидетель, что я не совсем ши, что я больше человек.

Джаретт отчего-то клеймит младшего человеком, хотя все трое сыновей могут зваться полукровками. И в Мэрвине или самом Мидире Джаретта радует мощь Перворожденного, унаследованная от мага-отца и преумноженная человеческой кровью матери. В Мэллине же он видит недостатки всех рас.

Мидир рассматривает серые испуганные глаза напротив, видит в них искры магии, сияние волка, желтый редкий отсвет боевой формы. И понимает, в каком ужасе обычный волк: обычный, настоящий — но непризнанный и нелюбимый.

— И как тебе помогут перчатки?