О чем поет вереск (СИ)

Мидир досадливо нахмурился в ответ на вопрошающий взгляд Этайн. Они вышли на дорогу обратно, и можно было не отвечать. Но Этайн не унималась:

— Насколько ты старше Мэллина, мое сердце?

— К чему этот вопрос, Этайн?.. Не смотри так, моя красавица! Хорошо, я старше его на десять лет!

— А насколько ты старше Джареда?

— Этайн, ты что-то задумала! Ладно, я отвечу, но если будешь продолжать в том же духе, тебе станет не до ответов!

— Итак?..

— Я старше Джареда на две тысячи и девятьсот лет.

— И ты еще удивляешься, мое сердце, что Мэллин захотел стать поводом для беспокойства! Ты не замечаешь брата больше двух тысяч лет, ты слушаешь племянника, которому едва есть сто.

Мидир отвернул голову, сделав вид, что любуется светом, играющим на далеких холмах.

— Послушай меня! Ты великодушен, мое сердце. А твой отец, король Джаретт, был властен до жестокости, нетерпим и воспринимал Мэллина как… не как родню, да?

— Как ты догадалась? — рявкнул Мидир, ухватив Этайн за плечи.

— Мой дорогой! — она смотрела все так же прямо и бесстрашно. — Может, ты стал похож на отца именно в том, в чем так сильно хотел от него отличаться?

У Мидира перехватило дыхание, а Этайн продолжала:

— Ты так хорошо обошелся с братом — сегодня! Он ведь тянется к тебе!

— Мэллин, и тянется? — недоверчиво спросил Мидир и отпустил плечи Этайн.

— Разумеется. К тебе невозможно не тянуться, мое сердце. И Джаред тянется, Алан, все твои волки — и Мэллин тоже.

— Мэллин только и делает, что дерзит и вредничает!

— Нет! И ты ни разу не назвал его своим волком, мое сердце. А ведь он даже в Верхний убегает лишь для того, чтобы привлечь твое внимание!

— Если бы это говорили не твои губы, Этайн, я бы назвал это чушью.

— Просто подумай об этом.

— Если не забуду, — проворчал Мидир, а Этайн расхохоталась, закидывая голову и блестя зубками, снова напомнив ему лесного зверька.

— Скажи еще, Мидир… — посерьезнела она. — Ты не дарил мне янтарного ожерелья? Эти огоньки в лесу… Опять голова закружилась. Странное ощущение. Словно я забыла что-то или потеряла, — Этайн провела рукой по серебристой змейке на шее.

— Нет, моя красавица, — ответил Мидир, еле обретя дыхание. И как его ельник мог так подвести?

— Видно, мне почудилось. Или приснилось, — виновато сказала Этайн. — Прости глупую птицу! — и пошатнулась.

Волчий король встревожился: Этайн была бледна до прозрачности. Мидир, уже не думая о приличиях, подхватил ее на руки и донес до дворца, а оттуда — до покоев. Она показалась ему легче обычного. Тревожное ощущение, что Этайн словно истаивает в его мире, только усиливалось.

Нужен был какой-то якорь, привязка для его королевы. Силки для солнышка. И Мидир, после заповедного леса, почти решил, какие.

***

Этайн лежала на спине, отстранившись от него, что уже было непривычно. Дышала быстро-быстро, странно, тревожно. Оттягивала змейку, словно та душила ее, а серебристо-черные браслеты, обвивающие запястья, казались оковами в розовой полутьме королевских покоев. Привстав, Мидир погладил Этайн по щеке тыльной стороной ладони, но ресницы все так же трепетали, губы вздрагивали, а веки были плотно сжаты.

Волчий король коснулся губами ее виска…

Черный замок глазами Этайн кажется Мидиру непривычно темным, незнакомым, недоброжелательным, даже зловещим. Она спешит длинными бесконечными коридорами, задыхаясь от испуга и быстрого бега, чувствуя за спиной жаркое дыхание погони. Легкокрылой вспугнутой птицей, что сама летит в силок.

Проход есть только в одном месте, но это иллюзия, и Этайн трогает зеркало. Черная поверхность не отражает ничего: ни замка позади, ни даже ее саму.

Этайн переступает с ноги на ногу. Ей неудобно, подняв подол из черного шелка, расшитый серебром, она с недоумением смотрит на одну ногу, обутую в серебряную туфельку, и босую вторую. Легкий смех заставляет поднять голову и устремить взгляд вперед. Там, во тьме черного зеркала, другая Этайн, в желтой тунике и одной сандалии с высоким переплетением золотистых ремешков, в солнечном блеске браслетов на запястьях, лодыжках. И с янтарным ожерельем на шее.

Этайн из настоящего замирает. Замирает и все вокруг. Она протягивает руку, касаясь призрачной Этайн из прошлого, они сливаются в одно.

Позади темным контуром вырастает фигура Эохайда. И не в самом лучшем его виде.

Эохайд заходит в палатку.

Видимо, решает Мидир, дело было не слишком далеко от вересковой свадьбы.

Эохайд немного пошатывается, а глаза светлые, блестящие — по всему следует, что выпил, и выпил много. Вино, которое ши пьют как воду, усиливает желание у людских мужчин, а голову туманит. Иначе бы…

Мидир догадывается, что сейчас произойдет, и чуть не рвет сон.

…иначе Эохайд не привлекал бы Этайн — ждущую его нежную Этайн! — к себе, не обращая внимания на ее сопротивление. Укладывает на низкое ложе, раздвигает бедром ноги…

Темнота. Видимо, не в силах смотреть, Этайн сжимает веки. Она хотела бы и не чувствовать, но не может.

Боль, разочарование, обида Этайн передаются Мидиру слишком явственно.

Этайн поворачивает голову, открывая глаза на тихий звук — птица напротив нее опускает крылья, словно они перебиты.