О чем поет вереск (СИ)

В конце концов, городскую черту они миновали и давно покинули замок. Целоваться на ши не пристало владыке Благого Двора, но не так много было гуляющих… Нежное лицо Этайн обхватили белые волчьи ладони, губы Мидира приблизились к ее губам, и вся задуманная прогулка стала казаться бессмысленной тратой времени.

— А ты, пилик, куда это ведешь нашу Этайн? — раздалось над ухом в меру назойливо, без меры визгливо.

Пришлось оторваться от «нашей Этайн». С трудом: целоваться Мидир умел, хотя не слишком любил, но с Этайн все было слишком волшебно, слишком по-иному. С ней все было как впервые.

— Она не ваша! — рявкнул он, отмахнувшись от мелких приставучих феечек.

— Нет, пилик, наша! Наша! Она наша королева! Так куда?

— В самую чащу самого темного леса! — оскалился Мидир.

— Тогда, пилик, мы будем сопровождать вас!

Феечки и не думали выказать испуг или хотя бы уважение!..

Так и будут зудеть всю дорогу. Ну не убивать же. Особенно на глазах Этайн. Мидир прикинул проклятие превращения в тыкву, как женщина молвила:

— Дорогие феи, разрешите моему супругу показать мне ваш лес. Мне кажется, он должен быть волшебен, — вздохнув, добавила с грустинкой: — Особенно для двоих, — и те, пошушукавшись, улетели.

Миновав пушистый низкий ельник, Мидир, ведя за руку Этайн, шел все дальше. От его движения очередная еловая лапа замахнулась, готовая ударить незваного гостя, расцарапать кожу мало не до крови, как не раз случалось с неопытными лесовиками: они хоть и дети Леса, но ельник признавал за своих лишь волков.

Мидир обернулся, готовый ухватить сердитую ветку — но та скользнула по щеке Этайн, словно лаская.

— Наш лес принимает тебя, — не совсем еще веря, вымолвил Мидир.

Этайн слабо улыбнулась в ответ.

Шла вторая половина дня, но в плотном еловом лесу становилось все темнее. На земле, покрытой влажной прелой хвоей, окончательно пропала трава, исчезли желтые звездочки лютика и зверобоя. Стволы становились все толще, вытягивались все дальше, а кроны, где-то очень высоко над головой, смыкались в единый шатер. Солнце тоже осталось там, наверху, освещая лишь зеленые иглы на концах длинных веток.

И когда свет окончательно исчез, стылый мрак начал окутывать сердце, а Этайн в испуге ухватилась обеими руками за Мидира, раздалась тихая мелодия. Она шла ниоткуда, словно от самой основы мира.

Подчиняясь ей, неярко засветились стволы, еловые колючки, сама почва под ногами. Золотистые шарики спускались сверху, пульсировали в воздухе, потихоньку оседая на руках и плечах, плавно ложились на землю.

— Не шевелись, — предупредил Мидир.

То ли миг прошел, то ли вечность. Мелодия закончилась, и шарики разлетелись во все стороны: птицами, светлячками, искрами. Но неяркий свет, разлитый по лесу, остался. Окутал фигуру Этайн, собрался короной на ее голове, и лишь потом медленно померк.

— Что-то не так, мое сердце? — потянулась к нему Этайн губами. — Ты удивлен!

— Наш мир и правда дал тебе свое благословение, — вымолвил Мидир. — Словно ты наша, Этайн. Ты — нижняя!

Цвет глаз восхищенно смотрящей на него женщины был очень похож на молодую хвою по весне.

— Я твоя, Мидир.

Ему слишком хотелось в это верить. Ему слишком хотелось сделать это правдой!

Этайн прижалась спиной, свела его ладони на своей талии. Подняв голову, произнесла еле слышно:

— Кто вы, откуда пришли?

— То ли со звезд, то ли… Никто не знает. Мы были праведными — отсюда слово «благие», и делали лишь правильные вещи. Потом, в этом мире, мы обрели свободу. И начали совершать ошибки. Вернее, мы получили три дара — магию, свободу и любовь.

— Это прекрасные дары.

— Не всем так показалось. Начались битвы — по поводу и без повода. Битва деревьев произошла из-за фразы, которую лесные не так поняли. Битва с фоморами… они просто украли у нас один дом! Потом фоморы определили себе «Закон», неблагие «Свободу», а благие «Слово». Мир длится много тысячелетий. Хотя бывают и… — он запнулся, не зная, как обозначить конец света, — катаклизмы.

— А как появились именно волки? — прошептала Этайн.

— Ты хитра, мой Фрох! Маг встретил волчицу, что оборачивалась человеком в полнолуние. И полюбил ее. Они жили долго, волчица родила ему сыновей… А он захотел, чтобы она была не только матерью его детей, но и осталась с ним навсегда, и сжег ее шкуру. Только оказалось, та шкура берегла ее облик. Она обернулась волчицей и убежала в лес уже навсегда. От их детей пошел наш род волков, — не слишком довольно закончил Мидир…

Они выбирались из чащобы, но очарование леса не покидало волчьего короля. Или очарование Этайн? Он спросил осторожно:

— Как ты оказалась у Мэллина?

Оборотившись к нему и поняв, что он не сердится, Этайн ответила:

— Ты приказал не забыть поесть.

— Я просил! — оскорбился Мидир.

— Разумеется! — фыркнула Этайн. — Воган приготовил что-то невозможно вкусное, а потом спросил о Мэллине. Я сказала, что вы говорили вчера… Воган ответил, что тогда на завтрак принц точно не явится, а кости сращивать проще на сытый желудок. Приказал стражу отнести ему еду, я решила помочь, немного не поняв насчет костей.