О чем знает ветер

Мне оставалось только головой мотать, дескать, нет, ничего подобного. В груди полыхал священный гнев на угнетателей, саднила боль за мою многострадальную Родину. На Энн я даже глядеть не хотел. Энн свела мои патриотические чувства к мечте, мало того что несбыточной, так еще и какой-то экспортной. Правда, через несколько минут Энн раскаялась, поцеловала меня и попросила прощения.

– Извини, Томас. Я сказала, что не понимаю твоего мира, а сама взялась лекции читать.

Больше мы не говорили ни об Ирландии, ни о свадьбе, ни о Бене Галлахере. Но фраза Энн: «И что вы станете делать с этой любовью?» – весь вечер звенела у меня в голове, вытесняя прочие мысли.

На полуночной мессе я сидел между Миком и Энн, Оэна держал на коленях. Оэн клевал носом, еще когда мы входили в церковь, и успел крепко уснуть, прежде чем отец Дарби начал читать первый псалом. Он благополучно проспал всё пророчество Исайи; он, в отличие от меня, не видел, что Мик понурился, а Энн хмурит брови. Веснушчатой щечкой прижимаясь к моей груди, прямо к ноющему сердцу, Оэн мирно посапывал – а я завидовал его невинности, неискушенности и вере. Когда Мик – очень серьезный, притихший – повернулся ко мне и прошептал: «Мир да пребудет с тобой», я ответил той же фразой, даром что именно мира в моем сердце и не было.

Отец Дарби в проповеди помянул пресловутое игольное ушко, дескать, легче верблюду сквозь него протиснуться, нежели богачу войти в Царствие Небесное. А я подумал, не так надо было сказать, а вот как: легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, нежели ирландцу – утихомириться.

Да, меня учили любить Ирландию – но не должна любовь быть такой… сметающей всё на своем пути. Таким следует быть чувству долга. Наверно, это мой ответ. Страдания и жертвы ни к чему там, где нет любви. Главное же – определить, что тебе всего дороже.

Т. С.

Глава 20 Белые птицы

Мне россыпью бисера мнятся вдали

                              острова Тир На н-Ог,
Где можно над Смертью смеяться,
                              не ведая слова «итог».
Так делают белые птицы,
                 что с пеной морскою в родстве…
А нам – неужель затвориться
                     в бескрылом своём естестве?

У. Б. Йейтс

Я ПРОСНУЛАСЬ ВНЕЗАПНО, ПРИЧЕМ без каких-либо внешних причин. Прислушалась, ожидая уловить шорох оберточной бумаги; по моим представлениям, Оэн уже вскочил и разворачивает подарки. Но нет, шум, до меня донесшийся, не подлежал идентификации.

Мы вернулись из церкви далеко за полночь. Каждый из нас был глубоко погружен в собственные мысли, даже подавлен. Томас с Оэном на руках сразу направился в детскую, я увязалась следом. Оэн начал просыпаться, пока я переодевала его в ночную рубашку, но, очутившись под одеялом, снова заснул. Бриджид на мессу не ходила. Воспользовалась тем, что дом опустел, чтобы пообщаться с сыном. Мы ее ни в гостиной, ни в кухне не обнаружили. Очевидно, она уже легла, а где Бен Галлахер – на сеновале или, может, убрался восвояси, – я не знала и знать не хотела.