О чем знает ветер

Тут я рассмеялся. Подумал: хвала Господу, что у меня ума хватило запереть сарай. С замком Оэну не сладить. Впрочем, от смеха мне стало только горше.

– Нет, малыш, мы должны жить здесь, в Гарва-Глейб, – ответил я.

Оэн ни словечка не возразил.

Даже если бы я знал, каким способом воссоединиться с Энн – а ведь я отнюдь не уверен, что она не потерялась в наслоениях эпох, – нам с Оэном никак нельзя плыть за ней. Оэн должен вырасти в своей эпохе. Должен произвести на свет сына, который станет отцом Энн. Иначе Энн вообще не родится. Есть последовательности, не подлежащие нарушению, в этом я уверен. Маленькая Энн будет нуждаться в дедушке Оэне даже сильнее, чем сейчас он сам нуждается в матери. У моего мальчика, по крайней мере, есть я. Энн в шесть лет останется круглой сиротой. Оэну предстоит долгое ожидание. Которое я с ним разделю, даже если это означает, что не видать мне больше моей Энн. Никогда.

Т. С.

Глава 25 На крючке одиночества

Тень отбросив рывком,

Голым остался холм.
Под терновым рваньём
Невмоготу шуту —
Леска с луной-крючком
У бедняги во рту.

У. Б. Йейтс

ДЕЙРДРЕ БЕСПРЕСТАННО ТЕРЕБИЛА ремешок объемистой холщовой сумки, которая оттягивала ей плечо. Определенно, идея насчет визита в Гарва-Глейб принадлежала Мэйв О'Тул, которая по-рыбьи спокойно взирала на меня сквозь толстенные стекла очков. Не утруждая себя формальностями вроде приветствий, Мэйв сразу перешла к делу.

– Мой Кевин говорит, ты его всё время называешь Робби.

Дейрдре закашлялась, протянула мне руку и выдала:

– Добрый день, Энн. Меня зовут Дейрдре Фэллон. Я в библиотеке работаю, в Дромахэре. Вы, наверно, помните меня. А это Мэйв О'Тул. Вы к ней домой ездили. Мы подумали, надо нанести вам… гм… официальный визит, раз вы решили остаться в Ирландии на постоянное место жительства. Мне очень неловко… и как я сразу не догадалась, что вы и есть та самая Энн Галлахер, автор бестселлеров? Ну да теперь мы располагаем полным собранием ваших сочинений. А на те, которые еще не изданы, я внесла нашу библиотеку в лист ожидания. Дромахэр сейчас гудит, как пчелиный улей, и немудрено – люди в восторге, что всемирно известная писательница будет жить в нашем захолустье!

Без сомнения, Дейрдре отбарабанила вызубренную речь – за бодрыми интонациями скрывалась нервозность. Я пожала ей руку и произнесла:

– Проходите, пожалуйста.

– Ах, обожаю этот дом! – снова завела Дейрдре, косясь на внушительную лестницу и на люстру с подвесками. – Знаете, Энн, смотритель каждое Рождество открывает двери для всех жителей Дромахэра. Сначала литературный вечер, потом танцы. К детишкам обязательно Даиди на Ноллаиг[58] приходит. Я и поцеловалась в первый раз именно здесь, в Гарва-Глейб. Вот на этом самом месте, под омелой.

– Чай пить хочу в библиотеке, – объявила Мэйв и двинулась к стеклянным дверям, за которыми маячили книжные стеллажи.

– Мэйв! – с упреком воскликнула Дейрдре.

– Что ж мне – приглашения дожидаться, когда я с минуты на минуту помереть могу? – парировала Мэйв. – А помирать, чаю не попивши, – последнее дело.

Я поспешила вмешаться.

– Всё нормально, Дейрдре. Мэйв в этом доме не чужая. Раз ей хочется пить чай в библиотеке – организуем. Проходите, устраивайтесь поудобнее. Я сейчас.

Чайник был еще горячий. Я целыми днями пробавлялась мятным чаем в надежде справиться с тошнотой. Врач из Слайго утверждал, что симптомы токсикоза исчезнут уже ко второму триместру, однако шла двадцатая неделя беременности, а тошнота по-прежнему меня мучила. Наверно, виной тому были переживания, а вовсе не наше с Томасом дитя.

Джемма еще раньше показала мне, где хранится чайный сервиз. Я-то думала, никогда им не воспользуюсь – а вот пришлось. Откуда-то взялся энтузиазм; я живо заварила чай, уставила поднос чашками, не забыла про сахарницу и сливочник.

Мэйв и Дейрдре, вместо того чтобы расположиться в креслах возле журнального столика, стояли, переглядываясь и качая головами, перед моим портретом. Определенно, между ними имела место дискуссия.