Я притянула к себе Оэна, стиснула в объятиях столь крепких, что он жалобно пискнул, но тотчас захихикал. Поспешно разжав руки, я смахнула слезинку с кончика носа.
– Оэн, такую ценную вещь нельзя таскать в кармане. Спрячь ее в самое надежное место. Обещай, что спрячешь, – сказала я с максимальной строгостью, на какую была способна по отношению к Оэну.
– Обещаю, – просто ответил малыш.
Я взяла его за ручку и снова подвела к мистеру Келли, который всё это время весьма неумело притворялся, будто не смотрит на нас.
– Мама не велит мне продавать пуговицу, – сообщил Оэн.
– Что ж, очень благоразумно с ее стороны, молодой человек, – отозвался мистер Келли.
– Зато Док не велел ей самой продавать кольцо! – выдал Оэн.
Я и рот разинула.
– Ты уверен? – уточнил мистер Келли.
– Да, сэр! – последовал ответ. Для убедительности Оэн еще и кивнул.
Мистер Келли перевел взгляд на меня.
– Полагаю, доктор Смит прав. Я дам вам, миссис Галлахер, сто шестьдесят фунтов за бриллианты, а кольца не возьму. Ибо помню, как несколько лет назад сюда явился один молодой человек, – мистер Келли раздумчиво погладил камею кончиком пальца. – Агатовое кольцо было ему не по карману, да очень уж приглянулось. Юноша сказал, что подарит кольцо своей невесте. И мы с ним обменялись – кольцо на карманные часы. Я-то понимал, что сделка для меня невыгодная – часы не представляли особой ценности. – Мистер Келли вложил кольцо мне в ладонь и сомкнул мои пальцы. – Только юноша меня измором взял. Согласился я тогда, короче.
Я прямо чувствовала, до чего у меня взгляд виноватый. Понятно, почему Томас твердил: «Не продавай кольцо». Я пыталась обменять на презренный металл обручальное кольцо другой Энн Галлахер.
– Спасибо, – прошептала я. – Он… Деклан… никогда об этом не рассказывал.
– Ну, теперь вы знаете, – без тени упрека отвечал мистер Келли. Задумался, пожевал губами, припоминая. – Постойте-ка! Часы вашего покойного супруга должны быть у меня! Они остановились вскоре после сделки, и я их куда-то сунул – хотел в чистку отдать, да закрутился. Так и не отдал.
Мистер Келли уже с шумом выдвигал ящики и распахивал дверцы шкафчиков. Через несколько минут он издал победный клич и предъявил мне шкатулку, в которой на темном бархате поблескивала самая обычная золотая «луковица» с длинной цепочкой.
У меня сердце зашлось. Я даже вынуждена была рот ладонью прикрыть. Ибо часы были те самые, которые мой дед носил всю жизнь. Я над ним подтрунивала: что это, дескать, за анахронизм – цепочка из жилетного кармана свешивается? Почему не купишь нормальные часы, наручные? Оэн будто не слышал.
– Видишь, малыш, – заговорил мистер Келли, – вот так крышечка открывается. Понятно?
Оэн кивнул. Брови мистера Келли полезли вверх.
– А часики-то тикают! Сами себя починили, так, что ли?
Он сверил время по собственным часам, подвел стрелки на часах Деклана Галлахера и подвинул часы к Оэну, почему-то не желая просто вложить их в детскую ладошку.
– Забирай, малыш. Они теперь твои. В конце концов, часы принадлежали твоему отцу.
Ломбард мы покинули, можно сказать, с прибытком. Помимо часов, которые Оэн теперь бережно нес в руке (даром что цепочка была надежно прикреплена к петличке жилетного кармашка), мистер Келли подарил мне другие сережки – они, как выяснилось, составляли комплект с агатовым кольцом. Теперь в моих ушах, на паре винтиков, чуть покачивались две миниатюрные агатовые камеи. Я запоздало отметила: в 1921 году редкая женщина имела проколотые мочки. Из обилия комплиментов мистера Келли, из его настойчивости – мол, сережки и кольцо созданы друг для друга, их разлучать нельзя – было ясно: от нашей сделки он получит изрядный барыш. Но и меня он очень обязал. Я, во-первых, сохранила обручальное кольцо Энн, во-вторых, избегла огромной ошибки, в-третьих, услышала историю, ценность которой, пожалуй, превышала ценность самого кольца.
У меня голова кружилась. Выходило так: не загляни я в ломбард, маленький Оэн никогда не получил бы отцовские часы. Это что же – я историю меняю? Или я с самого начала была участницей истории? Еще интереснее, как к Оэну попало обручальное кольцо Энн. Судя по всему, Энн с кольцом не расставалась, но, если ее тела так и не нашли, разве не должно было кольцо пропасть, сгинуть?
Стоп. Куда я иду? Куда тащу Оэна? Он так доверчиво держит меня за руку, а я… я мысленно удалилась от Слайго на восемьсот миль; я перенеслась также и на восемьдесят лет вперед.
– Оэн, а ты знаешь, где этот магазин… как его… «Лайонс»?
Он захихикал, высвободил ручонку, махнул вправо.
– Какая ты чудная, мама! Да вот же он! Совсем рядом!
Действительно, прямо напротив нас – только улицу пересечь – сверкало как минимум шестью витринами внушительное здание. На темно-красной маркизе над входом серебрилась надпись: «Торговый дом “Генри Лайонс и Ко”». В витрине, на полочках, были выставлены туфли и шляпы, а платья и костюмы демонстрировали бледнолицые манекены. Я вздохнула с облегчением – лишь для того, чтобы через секунду паника снова обуяла меня.