О чём грустят кипарисы

Мне было больно смотреть на Бершанскую, даже голова разболелась. Думаю, заберусь в кабину, отдохну. Светлая голова у нашего командира полка, но так получилось — безвыходное положение. Конечно, начальство не осудило бы нас, но мы сами себя казнили. Поторопились.

До самолёта я не дошла, слышу:

— Командиры эскадрилий, ко мне!

Неужели, думаю, что-то придумала? Представьте себе — и придумала!

— Работать будем так, — голос у Евдокии Давыдовны ровный, спокойный, как всегда. — Несколько человек будут держать самолёт за плоскости. Лётчица даёт полный газ. Когда мотор наберёт предельную мощность, по команде все отпускают самолёт, отбегают в стороны. Принцип катапульты. Ясно?

— Ясно! — хором закричали девушки.

— Первым вылетает экипаж Ароновой — Гельман. Бершанская назвала десять самых опытных экипажей, и работа закипела.

Техники выкатили на старт первый самолёт, вооруженцы подвесили бомбы. Мотор воет, самолёт дрожит…

— Пошёл! — крикнула Бершанская.

Девушки — врассыпную. «По-2» запрыгал по кочкам, взлетел, высоту набирает медленно, с трудом. Моя Валюша уткнула лицо в ладони. Уже стемнело, ждём. Даже от удара о верхние ветки бомбы могут взорваться. Но Бершанская рассчитала точно, самолёт улетел.

Через две минуты тем же способом вытолкнули в небо второй самолёт.

Мы с Валюшей вылетели пятыми. Колонну обнаружили без труда — головные машины были охвачены огнём. Пробка! Пролетели над дорогой, присмотрелись.

— Цурюк, паразиты! — властным голосом крикнула Валя. — Цурюк, вам говорят! Хенде хох!

Я рассмеялась, спросила:

— Что это за урюк?

— Значит, назад! — Валя тоже рассмеялась. — Народ дисциплинированный, должны послушаться.

— Нет, лучше пусть стоят на месте, — рассудила я. — Ударим по задним машинам.

Вернулись на аэродром, от техников узнали: первый снайперский удар по колонне нанесли Рая Аронова и Полина Гельман — подорвали двумя «сотками» две головные машины.

К утру от колонны остались рожки да ножки.

— Мужской полк пришлось бы выволакивать с этой поляночки тягачами, — заявила Валя, когда мы, выполнив «программу», взяли курс на аэродром.

— Почему ты так уверена? — я решила немного подзадорить своего штурмана.

— Потому. Во-первых, мужчины тяжелее. Во-вторых, такого командира, как Бершанская, в мужских полках не было, нет и не будет.

— Очень убедительно, — согласилась я.

— Это ещё не всё. В-третьих, она верит в вас, лётчиц, беспредельно. Была бы площадка в два раза меньше, вы всё равно взлетели бы, как миленькие.

— Просто она очень опытная лётчица, — по инерции продолжала я. — Прикинула, глаз у неё точный.

— Сердце у неё точное, — перебила меня Валя. — Это самое главное.

— Ты права, мой штурман. Сдаюсь…

На другой день погода испортилась, полётов не было. Вечером в парадной форме, при орденах и медалях, с полковым знаменем, мы выстроились на площади города. Посмотреть на нас собралось всё население, как говорится, от мала до велика. Ребятишки облепили заборы, ближайшие деревья, крыши. Раздалась команда:

— К исполнению Государственного Гимна, полк, смирно!

И мы вдохновенно исполнили принятый у нас недавно новый Государственный Гимн Союза Советских Социалистических Республик. Так здорово, пожалуй, мы больше никогда не пели. Слушали нас со слезами на глазах. Мы-то разучивали Гимн, а эти люди, пережившие страшные годы оккупации, слушали его впервые:

Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки великая Русь.
Да здравствует созданный волей народов
Великий, могучий Советский Союз!

Ночь семьсот восемьдесят первая

Валя крепко держит меня под руку, старается идти в ногу. Мы бредём, не спеша по лесной тропинке к аэродрому, с наслаждением вдыхаем сырой, пахнущий хвоей и грибами воздух. Впереди и сзади нас то и дело вспыхивают фонарики, не заблудимся. У Вали тоже в руке фонарик, но она почему-то не включает его.

— Испортился? — спросила я.

— Нет, в порядке. Не бойся, я тебя держу крепко, упасть не дам. Знаешь что, я получила от Игоря сразу два письма.

— Поздравляю. Что пишет? Жив-здоров?

— Слушай. Письмо первое. «Ненаглядная моя красавица…» Даже повторять неудобно, какая я красавица. «Добрый день или добрая ночь, как поживаешь? Жду, жду, жду твоего письма, а его нет, нет и нет…» Давно написала, наверно, уже получил. «Что-нибудь случилось? Ты меня разлюбила?..» Надо же, разлюбила! «У девушек это бывает…» Издевается он, что ли? У девушек бывает! А у парней — нет? Ох, зла не хватает.

— По-моему, он шутит, — заметила я.

— Любовью не шутят! А дальше… «Я знаю, ваши бочаровцы от тебя без ума…» Надо же такое выдумать… Он знает, откуда, интересно? Сорока на хвосте принесла? Бочаровцы меня и в глаза не видели.

— Видели, — возразила я.

— Ну, несколько человек, и то издали.

— Он, Игорь, этих, несколько человек, и имеет в виду. Не думала я, что он такой проницательный.

— И ты туда же, — рассмеялась Валя. — Но на тебя я обижаться не могу.

— И на Игоря не обижайся. Шпарь дальше.