О чём молчит лёд? О жизни и карьере великого тренера

В связи со случившимся инцидентом меня вызвал тогдашний председатель Спорткомитета Павлов и спрашивает: „Что это такое?“ Я ему всё подробно рассказал и получил задание написать письмо на имя президента ИСУ в очень жёстких тонах. Я, как мог, постарался его исполнить. Принёс ему, значит, письмо, смотрю — Павлов что-то там черкает во многих местах. Прочитав, что получилось, я ахнул: по сравнению с его правками мой вариант письма был сравним с ласковым убеждением. Например, там были такие строки: „Господин Фавар (в то время — президент ИСУ. — Прим. ред.), вы войдёте в историю мирового фигурного катания. Но не с парадной двери, а с черного хода, как человек, предвзято относящийся к спортсменам. Вы — противник прогресса, занимающийся лишь подсчётами, которые почему-то идут лишь в одну сторону. У меня есть информация, как судят на Западе, но вы её не спешите обнародовать“. В итоге Павлов сам подписал письмо как председатель НОК.

Через какое-то время приходит ответ от Фавара. Он пишет, что как президент ИСУ имеет дело не с советским Олимпийским комитетом и не со Спорткомитетом, а только с национальной федерацией, поэтому мог бы на письмо и не отвечать, но в знак своего уважения к Павлову и к СССР всё же ответит и ещё раз разъяснит причины своего решения.

Чемпионат Европы в том году проходил в Хельсинки. В столице Финляндии жила наша хорошая знакомая по имени Ева — уже немолодая женщина, закончившая в своё время вуз в Ленинграде. Ева прекрасно говорила по-русски, болела за русских фигуристов и не раз помогала нам, когда соревнования проводились на финском льду. Встречает она нас и говорит: „Валентин Николаевич, тут Фавар такую активность развернул, хочет обязательно с вами встретиться. Готовьтесь“. Начались соревнования, мы сидим с Фаваром на противоположных трибунах. Смотрю, по виражу приближается наша финская бабулька и сообщает: президент ИСУ приглашает меня завтра в 10.00 к себе в номер. Я соглашаюсь. Она идёт обратно к Фавару и что-то ему говорит. Возвращается и докладывает: Фавар хочет присутствия на встрече Бьянкетти. Я ей отвечаю: „Передай ему, что я уже имел двухчасовой разговор с ней в Москве, поэтому у меня к ней вопросов нет“. Ева идёт к Фавару, тот ей снова что-то втолковывает. И опять понеслась по виражу запыхавшаяся финская бабушка: „Раз вы против Бьянкетти, то он хочет присутствия вице-президента ИСУ, господина Шумейкера“. Я отвечаю: „Ева, разговор может зайти так далеко, что Шумейкер может стать лишним, тем более что он не в курсе, собственно, вопроса“. Она снова идёт к Фавару и на последнем издыхании возвращается к нам со словами: „Валентин Николаевич, простите, но он хочет, чтобы я была его переводчицей“. На это я ей сказал, что к ней у меня никаких претензий нет, она в курсе всех событий, и мне даже будет приятно, если она составит нам компанию.

На следующее утро поднимаемся к Фавару в номер. Он уже подготовился: „Чай, кофе, виски, водка?“ Я говорю: „Давайте сначала дела обсудим, а потом посмотрим, как разговор пойдёт“. Он подготовил 25 вопросов, которые планировал обсудить. Сели обсуждать, доходим до пятого пункта: соревнования в Западном Берлине, в которых должны были принимать участие спортсмены из ЮАР. А тогда отношения с этой страной были далеки от идеальных. Фавар мне предлагает подписать письмо с обещанием обязательного участия советской команды. Я объясняю, что решать такой вопрос не в моей компетенции, ибо он не столько спортивный, сколько политический. Он резко парирует: раз этот вопрос не обсуждается, то об остальных и говорить нечего! Перечёркивает список и заканчивает встречу. Спрашиваю: „А как же судейство-то?“, на что Фавар меня заверил: „Не беспокойтесь, хоть ваших судей некоторое время и не будет, никто советских фигуристов не станет топить“».

Из собственной практики могу сказать, что в отсутствии советских судей отношение к нашим спортсменам было весьма доброжелательное.

Воздух свободы

Развал Советского Союза, а вслед за ним изменение всей социальной, административной и политической обстановки в стране сказались отчасти позитивно на моей судьбе. Я уже был в какой-то степени известен в мире фигурного катания, мои методики тренировок становились всё более популярными, и меня стали приглашать на семинары, сборы и тренировки с иностранными спортсменами. Одним из первых мест, куда я приехал проводить подобные семинары и тренировки, стала итальянская провинция Валле-д’Аоста, что переводится как долина реки Аоста. Приехал я туда по приглашению одной женщины, дочка которой занималась фигурным катанием. В то время у меня подобрался, без лукавства, звёздный состав учеников. В этом местечке побывали и Алексей Урманов, и Олег Татауров, и совсем юные ещё тогда Алексей Ягудин с Евгением Плющенко. Кроме них, было много других спортсменов. Могу назвать имена Алины Писаренко, Юлии Кулибановой, Руслана Новосельцева, ставших впоследствии основой петербургского тренерского коллектива.