О чём пела золотая кукушка

Долго ли продолжалось их единоборство, никто не знал. Только вдруг на поле боя появилась на резвом скакуне прекрасноликая сестра Хан-Миргена, Алып-Хан-Хыс.

— Пусть ваша сила уступит доброму разуму, лихие удальцы! Какая польза от этой кровавой драки? Что не поделили вы в богатырском споре и теперь кулаками доказываете свою правоту? Пока вы, как два диких зверя, рвете на части друг друга, царь войны, кровавоглазый, всепожирающий Юзут-Хан, соберет великое воинство и разорит дотла нашу благодатную землю! Одумайтесь, опьяненные видом чужой крови безумцы! Опустите руки и ступайте за мной, тогда я верну Хулатаю его ненаглядную невесту, которая погрузилась в каменное забытье.

С этими словами мудрая Алып-Хан-Хыс повернула коня и медленно направилась в сторону своей шестиугольной юрты. Неторопливо, словно стыдясь друг друга, два богатыря стряхнули с одежды налипшие комья земли и, взяв под уздцы буйногривых скакунов, пошли по таежной троне, не теряя из виду прекрасноликую сестру Хан-Миргена.

А в юрте их уже ждал щедро уставленный богатыми яствами стол. Но Хулатай не притронулся к еде и, лишь осушив до дна чашу айрана, осмелился нарушить тишину:

— Где же прячешь ты невесту мою, заботливая хозяйка этой гостеприимной юрты?

Ничего не ответила Алып-Хан-Хыс. Она молча подошла к огромному сундуку и поочередно открыла все девять железных замков. А когда поднялась тяжелая кованая крышка, все увидели под белым шелковым покрывалом красную гранитную глыбу, хранившую прекрасные черты забывшейся в каменном сне юной красавицы.

Алып-Хан-Хыс с помощью Хулатая и Алтын-Теека осторожно вынула каменное тело и опустила его на белоснежную кошму. А потом отошла на шаг и, вытащив из-за пояса волшебный бич с золотой рукояткой, трижды взмахнула им и лишь затем с силой ударила узким и острым жалом по бездыханному телу.

И в тот же миг заалело румянцем лицо спящей, и каменное одеяние превратилось в расшитый золотом драгоценный наряд.

Тогда Алып-Хан-Хыс трижды взмахнула волшебным платком, чуть касаясь неподвижно лежащей на белоснежной кошме юной красавицы.

И вот затрепетали ресницы, зашевелились губы, и, глубоко, свободно вздохнув, девушка легко поднялась на ноги со своего ложа.

Она стояла посередине славящейся своим дорогим убранством шестиугольной юрты, и лицо ее излучало свет, который мог бы затмить солнце, луну и звезды, а легкое шелковое покрывало у ног было подобно облаку, готовому унести ее в небесную синь. Туда повернется — шестьдесят кос на плечах, сюда вскинет голову — пятьдесят кос на ее спине.

Юноликая красавица удивленно оглядывала богатырей, и Хулатай, перехватив ее взгляд, осмелился прервать тишину, царившую в юрте:

— Из какой пришла ты земли, какая река протекает в краю твоих предков, кто отец твой и кто твоя мать? Зачем приняла ты пернатое обличье и явилась передо мной белой лебедью? Почему не открылась мне и не сказала, кто ты? На звере всегда бывает шерсть, а человек не может жить без имени! Скажи: кто ты? И какое доброе, ласковое имя прозвучало над твоей колыбелью?

— На крыльях надежды летела я в эти края. Я искала храбреца, который может оживить кости, даже если они и истлели, а встретила жалобно скулящего пса. Я думала найти отважного защитника сирот и обездоленных, а увидела немощного и жалкого труса. Я покинула родной очаг, отца Аргала, умнейшего из мужей, и любимую мать — Ай-Арыб. Я оставила их в тоске и слезах, и они с надеждой ждут, что я вернусь с могучим алыпом, способным натянуть тетиву тугого лука и поднять разящий недругов меч. На землю моих предков с криком пришла война. Юрты разорены, скот угнан на чужие луга, по пыльным дорогам бродят бесприютные калеки и несчастные сироты. Я обрела быстрые крылья и белой лебедью полетела в чужие края, чтобы найти там своего суженого. Теперь, когда ты узнал, кто я, можешь услышать и мое имя — меня зовут Чибек-Арыг. Я невеста твоя!

Ни слова не произнес в ответ Хулатай.

«Я мог бы стать защитником всех обездоленных, — говорил он себе, будто оправдывался перед ожившей красавицей. — Но я им не стал потому, что не послушался своего отца, мудрого Албыгана, и превратился в беспомощный, уродливый камень; в безрассудной ярости смертельно ранил белую лебедь, принявшую облик каменной девы; хотел убить честного Алтын-Теека, и лишь слова добрейшей Алып-Хан-Хыс остановили меня. Ты права, моя дорогая Чибек-Арыг, сила должна подчиняться разуму и открытому сердцу!»

Тем временем, пока счастливый Хулатай клялся в верности своей лунноликой невесте, Алып-Хан-Хыс готовилась к свадебному пиру.

Глашатаи оповестили всю округу, и опустели белые юрты, а их обитатели дружными толпами потянулись к богато убранному жилищу радостных влюбленных, нашедших наконец друг друга.

Ломились от различных яств и напитков обильно уставленные столы. Девять дней и девять ночей длилось свадебное пиршество, девять дней и девять ночей не умолкал смех собравшихся на великое торжество. Резали мясо, готовили айран — всего было вдоволь, и даже исхудавшие собаки, насытившись, подняли вверх хвосты.