Помутнели лягушачьи глаза грозной великанши, бессильно повисли волосатые руки, от боли скривился огромный рот, величиною с горную расщелину.
— Пощади меня, доблестный герой! Подари мне жизнь, и в награду я дам тебе все, что ты пожелаешь! — жалобно запищала Юзут-Арыг. — С моей помощью ты будешь сильнее самых великих ханов и станешь владыкой всего верхнего и нижнего мира!
— Я не желаю слушать тебя и осквернять свои уши звуком твоего мерзкого голоса! Змея никогда не признает своей кривизны! Сейчас ты найдешь свою смерть! Пришел твой последний час!
С этими словами Албанчи крепко затянул левой рукой волшебный ремень, правой рукой привязал к тонкой шее Юзут-Арыг две огромных каменных глыбы, поднял черную великаншу до самого дна неба и швырнул в середину болотной топи.
И сразу затвердела зыбучая трясина и покрылась зеленотравым ковром, усеянным голубыми и красными цветами, а там, где упало бездыханное тело ненавистной людям Юзут-Арыг, застыли навечно две голые остроконечные скалы, у подножия которых прячутся от добра и света лишь стаи одичавших собак и голодных волков.
И стало тихо… Но вдруг послышался топот могучих ног. Албанчи обернулся и увидел бежавшего к нему полоумного Хулатая.
— Негодный паршивец! Куда подевал ты мою любимую жену? — истошным голосом орал он. — Верни мне ее, не то я убью тебя и досыта напьюсь твоею поганой кровью! Ты слышишь меня? Отвечай, пока глаза твои различают солнце и луну!
И снова метнул свой волшебный ремень славный алып, но не дли того, чтобы сразить несчастного отца и отправить его в вечный холод нижнего мира.
Словно гибкий аркан, послушный воле храбреца, опутал волшебный ремень беспомощного Хулатая, и он медленно опустился на землю у ног прискакавшего на зов юного богатыря покорного Хара-Хулата.
Албанчи привязал обессилевшее тело отца к крупу коня, взял под уздцы доверчиво склонившего гривастую голову Хара-Хулата и направился в сторону скалистого хребта, где на плоской черной горе дымился котел с кипящей смолой.
Точно туча, предвещавшая начало грозы, клубился густой пар над громадным котлом. Жаркие лучи огнеликого светила поддерживали слепящее пламя костра, и треск раскаленных углей доносился до самого подножия горной гряды. Темная смола пенилась и бурлила, как пенится и бурлит быстроструйная река, перекатываясь через каменистый порог.
Албанчи поднял на руки связанного Хулатая и, глядя в его помутневшие испуганные глаза, промолвил:
— Несчастный отец мой! Крутые дороги жизни завели тебя в омут болотной нечисти, и ты лишился разума, забыл, что такое справедливость и доброта, ты бросил вызов людям, которым обязан самой жизнью, ты нарушил законы предков. Только испытав страшные мучения, ты обретешь разум и теплоту сердца! Не думай, что я не жалею тебя, обрекая на великие испытания. Я знаю, какая пытка и боль ожидают тебя. Но сыновняя любовь сильнее постыдной жалости! Я верю, что ты вновь обретешь человеческий облик, станешь доблестным алыпом, достойным нашего славного людского племени!
Так сказал Албанчи и бросил Хулатая в огромный котел с черной бурлящей смолой.
Кипит в горячей смоле непокорный сын Албыгана, и никто не протянет ему руку помощи и не обронит слезу. Лишь верный Хара-Хулат одиноко стоит в стороне, понурив гривастую голову и оглашает округу тоскливо-пронзительным ржанием.
А на холодном камне, отвернувшись от дымящегося котла, сидит Албанчи, и сыновнее сердце его разрывает щемящая боль. Но юный богатырь преодолеет ее и дождется, когда животворные лучи огнеликого солнца, поддерживающие жар костра, уступят порыву прохладного вольного ветра и на вершине плоской и черной горы появится его отец Хулатай, который, пережив страдания и муки, обретет светлый ум и доброту сердца.
Смотрит налево славный алып и видит, как черный дым медленно ползет по склонам крутого перевала; смотрит направо и видит огромную скалу, медная вершина которой сверкает ярче самого солнца.
Обхватил Албании могучими руками острый выступ каменной глыбы. Рванул раз — не смог сдвинуть с места; дернул еще раз — зашаталась скала, а на третий вырвал ее и, высоко подняв над собой, воткнул медной вершиной в рыхлую землю.
Из черного мрака ущелья, разверзшегося у самых ног Албанчи, послышались сдавленные голоса тысячи тысяч несчастных невольников, томившихся в заточении у кровожадной великанши Юзут-Арыг. Оборванные, изможденные, с лицами цвета талого снега, они тянули руки к своему спасителю, приветствуя доблестного богатыря.