О чём речь

Еще я все думаю о слове менять. Сейчас часто стали говорить: менять машину, поменять телефон. Такое значение было у слова менять и раньше: «Меняет женщин, как перчатки». И все-таки во фразах: «Хочу поменять машину», «Пора менять телефон» – есть, воля ваша, что-то остросовременное.

Потому что изменилось само отношение к вещам. Раньше вещи должны были служить долго. У нас на даче до сих пор функционирует стиральная машина ЗВИ (кто не помнит: ЗВИ – это «Завод Владимира Ильича»), которой уже более полувека. У нее две секции: в одной (воду туда заливать надо шлангом) белье стирается, скручиваясь в тугие жгуты, для борьбы с чем предусмотрено нечто вроде огромного деревянного пинцета, другая представляет собой центрифугу, в которой белье вращается с дикой скоростью, выжимаясь почти досуха – и ино гда до дыр. Понятия о деликатной машинной стирке то гда не было. Вещи из деликатных тканей просто стирали руками. Что-то там на центрифуге такое написано, не соответствующее нормам современной орфо графии. Каждое лето обра щаю внимание, но потом за зиму забываю. Вот, правда, холодильник «Саратов» все-таки уже лет десять как сдох. Теперь не то. Приятельница спрашивает: «Там никому не нужна посудомоечная машина, а то я собираюсь менять?» Я говорю по старинке: «Так она что, плохо работает?» – «Да нет, – говорит, – работает отлично, просто сколько можно».

С автомобилями еще понятно: через сколько-то лет эксплуатация дорожает, страховка становится менее выгодной, так что в некоторых случаях лучше старую машину поскорей продать и купить новую – благо дефицита сейчас нет. Но вот с телефонами – совсем чистый случай. Телефон меняют часто только потому, что появилась новая модель. Не то что старая чем-то не устраивает, а просто зачем старая, если есть новая. Вещи морально устаревают быстрее, чем выходят из строя. Все должно обновляться, потому что жизнь не стоит на месте.

И вот опять неуловимое: вроде со словом менять ничего особенного не произошло, но зазвучало оно как-то по-иному. Контекст изменился. Такие вещи забываются: трудно уже через несколько лет вспомнить, что какое-то сочетание резануло слух или только чуть-чуть остановило внимание, а тем более – чтó в нем казалось странным. И тогда-то никакие корпусные исследования, никакая статистика не смогут заменить сегодняшнего живого уха. Моего, в частности. Я знаю, что, плохо ли, хорошо ли я описываю языковые казусы, но в любом случае мои заметки – свидетельства, которые пригодятся. И это утешает.

Слова и случаи

Я вкус в нем нахожу

Прочитала я однажды в Фейсбуке запись литератора Константина Кропоткина: «Кстати, задумался, вот. А может ли вино быть „вкусным“ (или даже „вкусненьким“)? Есть в этом прилагательном и неточность, и излишество. Поймать не могу, в чем». Я стала отвечать про слово вкусный, написав в частности: «Это языковая игра, и смысл ясен: он хочет подчеркнуть… – И потом спохватилась: – Ну, это ведь Вы про интервью Антона Красовского говорили?» Да, конечно, речь была именно о нашумевшем интервью, которое как раз в тот день опубликовал «Сноб». Я тоже сразу обратила внимание на употребление слова вкусненький:

Меня, наверное, поймет Ксения Собчак. И, может, Леонид Парфенов. И многие другие. Это борьба между собственным конформизмом, любовью к вкусненькому шабли и какой-то такой правдой, которая вдруг врывается, и никуда от нее не деться. Наступает момент, когда тебе все становится кристально ясно, и ты думаешь с тоской: «Господи, шабли такое вкусненькое-вкусненькое», – а потом все равно выходишь и говоришь то, что говоришь (http://www.snob.ru/selected/entry/57187).

Последовал живой обмен мнениями: