Произвольное
– лучше было бы перевести «на собственное усмотрение», речь идет не о капризе воли, а о том, что никаких оснований утверждать, что такое «природа» или «справедливость», кроме принятых нами самими работающих предпосылок, нет. Локк показывает, что самые общие понятия не берутся в готовом виде из окружающего мира, а учреждаются по итогам обсуждения.Что касается первого условия, то при образовании своих сложных идей субстанций ум только следует природе и не связывает вместе идей, которые не считаются объединенными в природе. Никто не соединяет голоса овцы с внешним видом лошади, а цвета свинца с весом и твердостью золота для образования сложных идей каких-либо реальных субстанций, если не хочет наполнять свою голову химерами, а свою речь – непонятными словами. Наблюдая некоторые качества постоянно связанными и существующими вместе, люди подражали в этом природе и образовали свои сложные идеи субстанций из соединенных таким образом идей.
Подражание природе
– ключевой термин античной эстетики, означающий способность искусства действовать так же, как действует природа, создавать готовые вещи. Именно в таком, а не в упрощенном смысле «копирования», принимает этот термин Локк: природа стремится, чтобы в ней были завершенные сущности, и человек стремится сформировать о них завершенные понятия. Локк допускает целесообразность в природе как целесообразность создания вещей, которые потом мы опознаем как отдельные вещи и тем самым узнаем. Слабость этого аргумента в том, что мы получаем сведения о внешнем мире как впечатления, но никогда не можем утверждать, что наши впечатления подражают природе. Поэтому, например, таким современникам Локка, как Г. Лейбницу и Н. Мальбраншу, приходилось придумывать идеалистические обоснования, почему все же мы познаем вещи в соответствии с их целями, хотя природа ставит свои цели. Этот вопрос решил только Кант, обосновавший «апперцепцию» как восприятие вещей, отличающееся как от ощущения (в смысле «простого восприятия», а не в смысле «у меня есть ощущение»), так и от синтетического познания.Люди, правда, могут образовать какие угодно сложные идеи и дать им какие угодно названия, но если они хотят быть поняты, когда говорят о реально существующих вещах, они должны в некоторой степени сообразовывать свои идеи с вещами, о которых они говорят, иначе человеческая речь походила бы на речь строителей вавилонской башни. Слова каждого человека, понятные только ему самому, перестали бы служить общению и обычным житейским нуждам
, если бы обозначаемые ими идеи до некоторой степени не отвечали обычным проявлениям и отношениям между субстанциями, как они существуют в действительности.Вавилонская башня
– ключевой рассказ библейской Книги Бытия, обосновывающий разнообразие народов. Это глубокомысленное повествование о начале городской цивилизации получило множество богословских и философских объяснений, сводящихся в целом к тому, что ни один человеческий язык не является полноценным и что истина поэтому выражается не только в словах, но и в самом событии откровения.