Толстяк стал выкарабкиваться из машины, разбрасывая во все стороны
концентрат. Он был одет в чудн
на них расплылось темное пятно. Марина подталкивала его в шею. Что она
задумала?
Наконец, толстяк покинул машину.
-Лечь, – коротко бросил я: он тут же опустился на смоляное покрытие
крыши, бормоча:
-Не стреляй, не надо.
Над головой застрекотало. Я поднял голову: вертолет с синим брюхом
завис над нами. Автоматная очередь - как клацанье хищных зубов. На спине
толстяка появилась линия из красных точек, почти сразу ставших расплывшимся
пятном. Банка с концентратом, которую он выпустил из руки, покатилась по
крыше.
Я спрятался за широким боком вертолета. Пули звякнули по металлу, одна
из них задела рюкзак у меня на спине. Тело толстяка вздрагивало, точно оживая.
-Андрей, залезай.
Это ж надо – я совсем забыл про Марину, пожалуй, впервые со дня
Последнего Поезда.
-Что смотришь? Скорее.
Я выпустил длинную очередь и, кувыркнувшись по крыше, влез внутрь
машины.
-Что ты задумала?
-Тихо, – бросила Марина, усаживаясь на место пилота.
-Ты умеешь?
Она не ответила, отыскивая что-то глазами на приборной панели. Наконец,
нажав пару кнопок и дернув за обмотанный изолентой рычаг, Марина
повернулась ко мне. Сказала:
-Держись.
Мне понравилось, как она это сказала.
Над головой загудело. Ожили лопасти - машина задрожала, передав свою
дрожь мне. Неужели полетим?
Крыша осталась внизу. Я, не отрываясь, смотрел в выпуклое, как глаз
твари, окно. Площадь с памятником Ленину. Прямо под памятником – гора трупов.
Стрелки суетятся, стреляют в воздух.
33
Я и не заметил, как рассвело, – всего за какие–то десять-пятнадцать минут.
Нас спасла темнота, выходит, цена Теплой Птицы и есть эти самые десять-
пятнадцать минут.
Занесенные снегом полуразрушенные дома, заводы, домишки и заводики
Калуги сливались внизу в чистый лист.
Я ухватился за поручень. Страшно… и весело.
Вертолет с синим брюхом заходил то с одной стороны, то с другой, то
зависал сверху. Высунувшийся из кабины стрелок жарил из автомата.
Марина, вцепившись в рычаг управления, смотрела перед собой. Когда
начиналась пальба, ругалась сквозь зубы.
Было заметно, что ей нелегко управлять этой махиной. От напряжения на
шее вздулась синяя жилка. Я по мере сил старался утихомирить стрелка.
Когда синебрюхий вертолет зашел сбоку и стрелок оказался, как на ладони,
мой автомат чихнул и замер. Пока я – зубами, до боли, - развязывал рюкзак,
менял обойму (патронов в нем осталось с гулькин нос), в выпуклом окне
показался лес и – сердце мое радостно забилось – разрезающая его светлой
нитью железная дорога.
Преследователи подбирались все ближе, понимая, что мы уходим. Стрелок
палил без передышки, пытаясь попасть в Марину.
Пилот, должно быть, такой же толстяк в желтой фуражке, как оставшийся на
крыше Калужской городской администрации, качнул машину в нашу сторону; два
вертолета едва не столкнулись. Стрелок заорал на него, и преследователи
исчезли в беременных снегом облаках.
-Отстали, - выдохнул я.
-Угу.
Рано радовался. Синебрюхая вертушка выткалась из облака, блестя
винтом на солнце. Я отчетливо увидел стрелка – кажется, даже разглядел черные
волоски в горбатом носу.
-Подымай,- крикнул стрелок, разбазарив обойму.
Я выстрелил, целясь в затемненное пространство внутри вертушки, - туда,
где, по моим прикидкам, должен находиться пилот. Находился он там и по
прикидкам судьбы. Короткий крик известил, что я не промахнулся.
-Молодец, – не обернувшись, похвалила Марина.
Я высунулся наружу. Холодный ветер схватил за горло. Вертолет стрелков
будто висел над железнодорожной насыпью. Лопасти, главная и хвостовая,
вращались с неуменьшающейся скоростью. Но вот он опустил нос, словно
козленок, желающий бодаться, резко ушел в сторону и рухнул в стороне от
полотна дороги, где вырос багрово-желтый столб, мгновенно затянутый черным
дымом.
-Вот теперь оторвались, - сплюнул я.
-Наконец-то.
Я вспомнил снующих по площади стрелков. Что, суки, съели? Мы
единственные, кто выжил во время калужской зачистки.
Почему-то вспомнилась и старуха, как беспомощно она пила воду из рук
Марины. Вовремя оставила землю: по рассказам, стрелки зачастую пытают и
истязают своих жертв...
Я посмотрел на спину Марины.
«Бабу живьем берите. Позабавимся!».
Так кричал командир стрелков. Едва ли Марина представляет, от чего нам
удалось оторваться.
Над люком - красная лампочка, высвечивающая буквы: «Выход». Куда
отсюда можно выйти? Разве только на облако…
34
По полу рассыпан концентрат, валяется окурок самокрутки.
В дальнем углу что-то чернело. Я втиснулся в узкую щель и выудил