О детях и прочей нечисти

-- Да нет, говорю же, он по-человечески не понимает, -- поясняет Ирлик. -- Ты привыкай, таких, как он, большинство, это я... как это называется? Вольнодум. За что меня и не любят, собственно. Ладно, пиши дальше, ещё много.

Я исписываю полтетрадки формулами приветствия и благопожеланиями, когда Ирлик вдруг останавливается и делает глубокий вздох, обдавая нас с Алтошей горячим медовым дыханием.

-- А теперь самое весёлое, -- предупреждает он, сверкая зубами. -- Поскольку гобелена у тебя с собой нет, то придётся прочитать формулы преподнесения, а они на древнем языке.

-- Так я ж его не знаю... -- обалдеваю я.

-- Вот потому я и говорю, что самое весёлое, -- поясняет Ирлик. Волосы у него распущены и затеняют лицо, так что хорошо видно только блеск глаз и зубов в кровожадной улыбке, и мне становится не по себе. -- Я продиктую по буквам, а ты уж записывай, как хочешь. Слушай.

Дальше он производит последовательность звуков, часть из которых напрочь отсутствует в современном муданжском.

-- Погоди-погоди, -- прерываю я. -- Я не понимаю, какими буквами это записывается.

-- Какими хочешь, лишь бы прочитать смогла. Слушай ещё раз.

Со второго раза я вывожу три строчки -- муданжским, всеобщим и родным алфавитом вперемежку.

-- Я это не прочту, -- говорю в ужасе, глядя на бессмысленные значки.

-- Прочтёшь, куда денешься, -- успокаивает Ирлик. -- Может, не с первого раза, но прочтёшь.

-- Ага, а Учок будет стоять и ждать.

-- Будет, а что ему останется, -- ухмыляется Ирлик. -- Если уж ты его вызовешь, то он не сможет уйти, пока не отпустишь.

-- Может, мне заранее потренироваться? -- с опаской спрашиваю я. Не нравится мне идея, что какой-то бог будет стоять и слушать мои потуги. Я бы на его месте меня быстро пристукнула.

-- Ни в коем случае! -- серьёзно отвечает Ирлик. -- Если тебе удастся произнести всё правильно до того, как Учок будет здесь и выслушает приветствия, получится чудовищное хамство. Не волнуйся, не заржавеет подождать, пока ты справишься. Давай, пиши дальше.

И я пишу.

Мы выходим из унгуца и, воровато оглядываясь, топаем в лес. Комичнее всего выглядит Ирлик -- он с ног до головы завёрнут в белый флисовый плед, потому что мёрзнет в человеческом обличье, а в божественном его Учок сразу узнает.

-- А он вас точно не узнает так? -- осторожно спрашивает Кир.

-- Под белым пледом точно нет, -- успокаивает Ирлик.

-- Он серьёзно настолько тупой? -- понизив голос удивляется Кир.

Алтонгирел возмущённо шипит и пытается отловить Кира за ухо, но это очень трудно сделать, когда несёшь на руках больную девочку, так что ребёнок уворачивается.

-- Да он, конечно, умом не блещет, -- спокойно отвечает Ирлик. -- Но дело не в этом. Учок -- из старших богов, он по-другому воспринимает мир, чем мы, младшие. Для него символ равнозначен реальному присутствию. Со мной так тоже бывает, но я стараюсь не поддаваться. Это трудно... Вроде как глаза видят, а потрогать нельзя. Иногда забываешь, трогаешь, а там пустота. Очень обидно бывает.

-- Так не получится, что я Учока с этим гобеленом как бы... надую? -- опасливо интересуюсь я.

-- Его-то нет, -- отмахивается Ирлик. -- Говорю же, он из старших. Для него что глаза видят, то и правда. Старшим гораздо легче жить. А вот я, да Умукх, да Укун-Тингир, мы бродим в полутьме. Ну да что я тебе это рассказываю, у тебя свои, человеческие проблемы. Хватит уже идти, у меня ноги закоченели!

Мы останавливаемся не то чтобы на полянке, но деревья тут немного пореже. Ирлик указывает на холмик впереди.

-- Духовник... -- начинает он, потом сдвигает брови и на пару секунд задумывается. -- Алтонгирел. Клади девчонку сюда.

Алтоша так обалдевает от того, что бог вспомнил его имя, что не сразу выполняет указание. Ирлик, впрочем, не замечает.

-- Лиза, ты с ребёнком становись у неё за спиной.

-- А зачем с ребёнком-то? -- хмурюсь я, поудобнее перехватывая Алэка.

-- Затем, что когда мать с ребёнком просит, отказать невозможно, -- как само собой разумеющееся поясняет Ирлик. -- Алтонгирел, ты будешь ей бумажку держать. А ты, пацан, давай ко мне под плед, тебя Учок не любит, нечего его провоцировать. И всем молчать, кроме Лизы. Я, если что, слова подскажу, но лучше бы без этого.

-- Алэк может высказаться, хотя слов он пока не говорит...

-- Детям простительно, -- перебивает меня Ирлик. -- Давай, начинай быстрее, очень уж холодно, а ты долго будешь продираться. Если с первого раза не получается, читай второй и третий, пока не получится. Учок за временем не следит, хоть вечно тут будет стоять. Ну всё, мы прячемся.

Подтянув к себе Кира и запахнув поплотнее плед, Ирлик в самом деле ложится в снег и более-менее сливается с местностью. Кир ещё немного ворочается, устраиваясь, и в итоге мне видны только два любопытных носа под белым козырьком.

Алтонгирел, стоящий у меня за спиной, открывает первую страницу записей и суёт мне под нос. Я начинаю читать.

Надо отдать должное Ирлику, он очень чётко указал, где кончается каждая часть, которую можно повторять отдельно. Первую я прочитываю четыре раза прежде чем от неё происходит какой-либо толк.