О детях и прочей нечисти

-- Я могу Ирлика попросить, -- напоминаю я духовнику.

Он морщится.

-- Ты забываешь, что он тебе уже давно ничего не должен. А быть в долгу у бога -- не лучшее, что можно придумать. Сама посуди, чем ты с ним расплатишься?

-- Рыбой? -- усмехаюсь я. -- Ну или могу его вышить крестиком во всю стену. Вообще, можно у него самого спросить, что почём.

Алтонгирел снова уставляется на девочку у себя на руках. Как-то он с ней сроднился, прям прирос. Видно, что мучается сомнениями, но в итоге решается:

-- Ладно, я не твой духовник, не моё дело тебе советы давать, а со своим духовником ты всё равно не общаешься. Делай, как хочешь. Только где ты возьмёшь Ирлик-хона посреди зимы?

-- Ну-у... -- я оглядываюсь. -- Кир, ты глазастый, посмотри, нигде вокруг не видно маленького рыжего зверька?

Кир старательно осматривается, потом вылезает наружу и вскарабкивается на купол унгуца -- за что уж там можно уцепиться? -- и крутится на месте, пока наконец не замечает что-то в стороне леса.

-- Есть! Вон сидит, на куницу похожий такой.

Я снова вытряхиваюсь в снег и всматриваюсь в рыжую точку далеко среди деревьев.

-- Кис-кис-кис... -- зову растерянно. А как подзывают мангустов? -- Э-э... Рики-тики-тави?..

В конце концов, когда я дохожу до "гули-гули", мангуст догадывается, что это к нему обращаются, и подбегает поближе, высоко подпрыгивая и ныряя в глубокий снег. Он весь распушился и явно мёрзнет, уж очень тут погода не мангустовая.

-- Лапочка, можно с тобой как-нибудь хозяину передать послание? -- спрашиваю, не очень соображая, какого ответа я жду. Мангуст тоже смотрит на меня озадаченно, растопырив уши. -- Мне бы с Ирлик-хоном поговорить, -- поясняю.

Мангуст склоняет голову на бок и хлопает длинным пушистым хвостом по снегу: раз, два, три... и кувыркается, внезапно пропав из виду.

-- Ух, холодина! -- слышу я за спиной знакомый голос. Оборачиваюсь -- и точно, Ирлик в обличье Змеелова сидит рядом с Киром на куполе унгуца и ёжится от холода, несмотря на пушистый лисий полушубок и толстые замшевые штаны. -- Лиза, ты не могла меня куда потеплее пригласить?

-- Извини! -- пугаюсь я, ещё не хватало простудить его. -- Сейчас унгуц открою, в нём тепло!

Кир во все глаза таращится на бога и вслед за ним соскальзывает в салон. Технически унгуц у нас пятиместный -- два сиденья впереди, три сзади. Вот на передние и приземляются Кир с Ирликом, а на задних не так уж много места: с одной стороны Алтонгирел с полулежачей Айшей, а с другой просторный фильтрующий полог над Алэком в перевозной колыбельке. Я еле втискиваюсь. Алэк от всех перемещений просыпается, так что всё равно приходится взять его на руки. Он радуется знакомому дяде и машет ручкой, Ирлик в ответ подмигивает. Алтонгирел, кажется, забывает дышать.

-- Да-а, тут потеплее будет, -- замечает Ирлик, передёргивая плечами. -- Так что у тебя тут стряслось?

-- У нас тут девочка, -- неловко объясняю я, -- вот... к-квазар.

-- Это я вижу, -- кивает Ирлик, по-прежнему озадаченный.

-- Я просто подумала, не мог бы ты ей как-нибудь помочь?

Ирлик легонько сдвигает брови.

-- Она... -- хрипло заговаривает Алтонгирел, прокашливается и продолжает не своим нервным голосом: -- Элизабет имеет в виду благословение стихий.

-- Да я понял, -- кивает Ирлик. -- Я вообще по-человечески хорошо понимаю.

Алтонгирел бледнеет, Кир хихикает, а Ирлик становится коленями на сиденье, перегибается через спинку, нависнув над Айшей и принюхивается. Мне кажется, у него даже нос удлиняется от усердия.

-- Здравствуйте, -- сипит Айша и улыбается, но Ирлик никак не реагирует.

-- Не, -- произносит он наконец, втягиваясь обратно и садясь себе на пятки. -- Она в месяц Учока родилась, так что это не ко мне.

-- Ты совсем ничего не можешь сделать? -- расстраиваюсь я.

-- Мочь-то я могу, но вот потом триста лет прятаться от Учока по всей планете в мои планы не входит, -- усмехается Ирлик. -- Было б дело летом, я бы ещё отмазался, а сейчас его сезон, так что извиняй, хозяйка, тут политика. А чего её в детстве не запечатали?

Я пожимаю плечами, но Айша вдруг отвечает сама:

-- Не смогли.

-- Как это не смогли? -- возмущённо спрашивает Алтонгирел.

-- В деревне, где мы жили, духовник пытался, но не смог. А ехать в город у отца денег не было.

-- Что-то Учок разошёлся, -- замечает Ирлик. -- На одном фронте гадит, на другом халтурит. Жена ему изменяет, что ли...

-- Э-м-м... Слушай, Ирлик, -- говорю я, не очень желая выслушивать подробности половой жизни богов, -- как ты считаешь, она в таком состоянии доживёт до обучаемого возраста?

-- Хотите её на духовника учить? -- хмыкает Ирлик. -- Интере-есная идея. Только ничего не выйдет, из неё так шарашит, что никакая учёба впрок не пойдёт.

Алтонгирел заметно сникает. Мне тоже жалко девочку, и Кира жалко, он так надеялся, что удастся её вылечить...

-- Ну мы можем хоть что-нибудь сделать, чтоб ей помочь? -- спрашиваю его.

Ирлик пожимает плечами.

-- Можешь Учока попросить, но осторожно, он подлюка такая... Плату берёт только вперёд, чуть недоглядишь, прошлое изменит.

-- А какую плату-то?