О детях и прочей нечисти

С первыми словами приветственной речи заместителя мы получаем сюрприз, Унгуц даже не удерживается от громкого аханья — синхронистом оказывается не кто иной как мой препод муданжского из колледжа, он же ученик Унгуца, Валентин. К счастью, кажется, никто не решает, что мы несерьёзно относимся к мероприятию, так что всё проходит чин по чину. Все наши высказывания для официальной части под камеру написаны заранее, выучены и отрепетированы, а моя ария вообще коротенькая и сводится к наблюдению «сколько всего не сделано, сколько всего ещё предстоит не сделать». Азамат, как всегда, красноречив, и говорит на настолько чистом и изящном всеобщем, что многие земляне позавидуют. Наши отвечают довольно общими фразами, и ближе к концу я начинаю всерьёз опасаться заснуть в прямом эфире.

Однако официальная часть всё же завершается, после чего мы все приглашаемся на неформально — банкетную часть в другом зале, куда уже не пускают репортёров, а значит, можно расслабиться и поговорить как живые люди.

— Байч — Харах! — громогласно окликает Азамата маршал, как только двери между залами закрываются. — Наконец — то в реале! Я думал, помру раньше, чем ты вылезешь из экрана! Ну рассказывай, как жизнь. И как тебе удалось уломать свой дом престарелых сделать женщину министром.

Азамат быстро оглядывается, но Унгуца рядом нет — побежал здороваться с Валентином, а Ажги — хян не понимает на всеобщем.

— Как говорится, по знакомству, — отвечает он маршалу с улыбкой. — Элизабет не просто министр, она ещё и моя жена.

Маршал снова на меня прищуривается и наконец, видимо, узнаёт.

— Батюшки — светы, да это ж Лизка Гринберг! Я тут сижу голову ломаю, откуда я её могу знать. Вот это да! А брательник — то ни словом не обмолвился.

— Ну так правильно, — замечаю я, — работать надо, а не сплетни распускать.

Азамат с маршалом продолжают светскую беседу, пока все восполняют потери калорий, а я внезапно выхватываю из гула за спиной разговор на моём родном языке.

— Я так понял, они не привели его сюда.

— А точно не один из них? Он на человека — то вообще похож?

— Понятия не имею, его ж никто не видел.

— Ну тогда вряд ли, да и потом, была бы охрана какая — нибудь, а лучше аквариум…

— Да вы на их Императора посмотрите, я вообще не понимаю, кто придумал этих дикарей до высших должностных лиц допускать, он же тут в лучшем случае подбирает кандидатов для человеческих жертвоприношений в своих религиозных ритуалах.

Раз уж я это слышу, то Азамат и подавно, даже сквозь разговор.

— Извините, секундочку, — говорит он маршалу и разворачивается, громко и отчётливо оповещая бормотунов: — К вашему сведению, как таковой религии на Муданге нет, а любые жертвоприношения носят метафорический характер, однако если уважаемые господа интересуются…

Один из попавших в центр внимания сплетников тихо матерится, другой резко делает вид, что понимает только на всеобщем.

— Кстати, — продолжает Азамат, легко переходя на опорный язык мероприятия, — я что — то не припомню вас в книжечке. С кем имею честь?

— А, это мои коллеги, — втискивается в кадр тот самый знакомый мне товарищ по биоразнообразию. — Вот, господин Сержо, координатор проекта по изучению муданжской фауны внеземного происхождения.

— Здравствуйте, — подаёт руку господин Сержо. Судя по голосу, это тот, который хотел аквариум.

— Очень приятно, — иронично улыбается Азамат, пожимая руку. — Разрешите уточнить, если мне не изменяет память, когда мы договаривались об изучении определённых представителей муданжской фауны, речь шла о том, что нам будет предоставлена возможность заниматься этим самостоятельно, насколько позволит ситуация…

— Совершенно верно, но мы также договаривались, что вы привезёте образец. Вот как раз моя команда им и будет заниматься, — поясняет господин Сержо.

— Да, кстати, — включается в разговор маршал. — Где этот твой негуманоид?

Азамат кидает взгляд на часы и припоминает:

— Полагаю, осматривает экспозицию музея изящных искусств.

Повисает несколько напряжённая тишина.

— Вы что, его просто так к людям пускаете? — ахает Сержо. — Это же биологическая опасность!

— Да вы знаете, он меня не спрашивает, пускаю я его или нет, — усмехается Азамат. — Он на это исследование добровольно согласился, и ему вряд ли понравится сидеть

в аквариуме

Вообще, если вы намеревались каким — либо образом контролировать его поведение и перемещение, то боюсь, придётся в самом скором времени менять программу проекта, потому что максимум что вы сможете сделать — это попросить.

— То есть, он прямо совсем разумный? — уточняет другой сотрудник проекта. — В смысле, не шимпанзе, не дельфин, а, можно сказать, на человеческом уровне развития сознания?

— Я не специалист, мне трудно судить, я только хочу сказать, что с его мнением необходимо считаться.

— А у него есть мнение? — интересуется подошедшая дама, судя по бэджику — из образовательной ветки. — Я так понимаю, у человекообразных обезьян, обученных человеческому языку, как раз не наблюдается способности выражать своё мнение и задавать вопросы. Ваш образец — задаёт?

— Даже слишком много, — фыркаю я.