О Дикий Запад!

Торжество в зале с хрустальными люстрами: скатерти, серебро. Бандиты возникают в окнах и дверях.

Главарь – светской красавице:

– Ваша красота не нуждается в оправе, синьора.

Она снимает серьги, перстни, колье и кидает в шляпу, подставленную бандитом. Главарь целует ей ручку и щелкает шпорами. Она смотрит на бледного, дрожащего мужа и в ярости дает ему оплеуху. Он: «Не сердись, дорогая, я куплю тебе новые». И получает по другой щеке.

Анархист-проповедник вертит вилку, сует ею в рот что-то, жуя:

– Серебро! Наконец я смогу есть вилкой и ножом, как подобает порядочному человеку! – Сгребает серебряные приборы в мешок.

Парень:

– За любовь, леди! – Пьет и бьет бокал.

– За удачу, джентльмены! – Главарь делает то же.

Офицер в эполетах шипит сквозь зубы:

– Негодяи!

– Где же ваша офицерская вежливость, полковник?.. – укоризненно качает головой парень и двумя выстрелами сшибает с его плеч эполеты.

Анархист, уходя последним, с мешком, от порога:

– Простите за беспокойство! – снимает шляпу. – Но бедным мальчикам так хотелось на праздник… И взываю к вашему милосердию: не обращайтесь к полиции – зачем множить число вдов и сирот.

Плакат с портретом парня: 20 000 за живого или мертвого.

Кабинет полковника:

– Бездельник! Олух! – Он срывает петлицы и шевроны с сержанта. – Вон!! – И машинально трогает, держатся ли на плечах его собственные эполеты, отстреленные накануне.

Сержант один у себя: бьет по лицу парня на плакате и трясет ушибленный кулак: «Ну погоди, сука!» Коля пальцы иглой, со зверской рожей неуклюже пришивает шевроны толстенной бечевкой, пробуя на прочность.

Парень, лежа при свече в палатке, прислушивается: голос дочери хозяина:

– Неужели ты забыл, что обещал мне?..

– Ты хочешь мне что-то напомнить? – вкрадчивая угроза в голосе главаря.

Он и она – стоят под звездами у куста.

– Ты больше не любишь меня?.. И боишься сказать это? Какие все мужчины трусы!

– Кто играет со смертью – не боится ничего, – холодно говорит главарь. – А любовь моя стоит дорого, крошка, ты знаешь.

– Прежде плата тебя устраивала…

– А теперь – нет.

– Вспомни – я все тебе отдала!..

– Спасибо. Если хочешь – возьми обратно. – Он глумится.

– Подлец!

Он звонкой пощечиной валит ее наземь:

– Ну, так тебе понятно, что ты мне надоела, потаскуха?

Она мотает головой:

– Ты?! ты говоришь мне это?.. как ты можешь!..

– Я все могу, пора бы тебе и знать. – Главарь поворачивается, чтобы идти, и натыкается на парня. Тот, глухо:

– Проси у нее прощения.

– Поди прочь!

– Я не повторяю дважды.

– А я повторяю: прочь с моей дороги!

Тяжелая пауза.

– Ты сделал роковую ошибку, – говорит парень и страшным ударом рушит его на траву.

Девушка приходит в себя.

– А, благородный рыцарь! – саркастически. – Священные воспоминания, честь дамы! – Кричит: – Я шлюха, шлюха, шлюха, а не дама! У меня нет чести – такие, как ты, лишили меня ее. И не только ее – права на честь, памяти о чести – ничего у меня нет! Грабители, бандиты, убийцы – будьте вы все прокляты!

Ну что же ты молчишь? А, нечего сказать. Ну, так ударь меня, ведь ты настоящий мужчина – меньше слов, больше дела! Или ты хочешь другого, а? А-а… – начинает расстегивать ремень брюк.

– Замолчи! – он трясет ее за плечи.

– Ну нет, я скажу все! Ты был рабом – а стал убийцей! Раны на твоей спине зажили – раны в душах вдов и сирот, чьих отцов и мужей ты убил, не заживут никогда. Лучше бы отсохли мои руки, ласкавшие тебя в ту ночь – единственную ночь моей жизни, когда я была счастлива… – Она плачет, обессилев. – Иди… убивай и грабь дальше. Жги дома… разоряй фермеров и золотоискателей… ведь ты настоящий мужчина, что тебе закон, он только для слабых, для вдов и сирот, для жалких неудачников, стреляющих не так метко, как ты…

И неси на себе проклятие той, кому ты обязан жизнью и свободой. Ты еще хуже, чем тот. Он был таким всегда, он таков от рождения. А ты захотел стать таким – и стал, превзошел даже его. Ты не забудешь меня даже в аду: на тебе будет моя кровь!..

Покачиваясь, она уходит во тьму. Из сумки на поясе достает маленький никелированный револьвер. И стреляет себе в сердце.

Парень бросается на выстрел, трясет ее – мертва. Он снимает шляпу, закрывает ей глаза и целует в лоб. И неподвижно стоит.

Палатка, свеча, парень подпер виски кулаками. Две бутылки – начатая и уже пустая. Пошатываясь, входит главарь, выпивает:

– Забудем. Я сам виноват.

– Да.

– Если позволил себя ударить, не ударил первый сам – так тебе и надо, плати за глупость!

– Ты совершил роковую ошибку, – угрюмо повторяет парень.

– Э, – главарь небрежно машет. – Приласкаю – она и размякнет.

– Не приласкаешь.

– Что, уже уехала? Хм, горячая душа!

– Уехала.

– Приедет еще.

– Нет.

– Я их всех знаю. Приедет и эта.

– Эта не приедет.

– Что такое?..

– Выйди и посмотри… – парень пьет и с грохотом ставит кружку.

Главарь возвращается спокойный:

– Вот дура. Отцу отвезти? милый подарок, порадуем старика. Да никто из ребят и не захочет тащиться с падалью.

– Ты зря сказал это… – медленно, мрачно говорит парень.

– Ты хочешь сказать, что отвезешь сам? – главарь не понимает смысла его слов.

Парень седлает коня. Заглядывает в палатку: