О дивный новый мир. Остров

— Неужели они опасаются, — спросил он со смехом, — что он может сделать вас сторонником военной диктатуры?

Уловка блестяще удалась, и лицо юноши расслабилось в очередной усмешке.

— Не совсем этого, — ответил он, — но чего-то подобного. Все так глупо, — добавил он, пожав плечами. — Тонкости идиотского протокола.

— Протокола? — Уилл искренне удивился.

— А вам ничего обо мне не рассказывали?

— Я слышал только то, что говорил о вас вчера доктор Роберт.

— То есть что я — обычный студент? — Муруган залился смехом, откинув голову назад.

— Разве быть студентом так уж смешно?

— Нет, нет, конечно, вовсе не смешно.

Мальчишка снова отвел взгляд. Наступило молчание. По-прежнему не поворачивая головы, он после паузы сказал:

— Причина, по которой я не должен встречаться с полковником Дипой, состоит в том, что он глава государства, и я тоже глава государства. Каждая наша встреча расценивается как акт международной политики.

— Что вы имеете в виду?

— Я Раджа острова Пала.

— Раджа Палы?

— Да. С пятьдесят четвертого года. Тогда умер мой отец.

— Значит, вашу матушку, насколько я понимаю, зовут Рани?

— Точно так. Моя мать — Рани.

«Направляйся прямиком во дворец». А тут сам дворец прямиком направился к нему. Провидение явно оставалось на стороне Джо Альдегида и трудилось на него сверхурочно.

— Вы были старшим сыном? — спросил Уилл.

— Единственным сыном, — ответил Муруган, а потом, чтобы жирнее подчеркнуть свою уникальность, добавил: — Единственным ребенком вообще.

— Так что никаких сомнений быть не может, — сказал Уилл. — Бог ты мой! Тогда мне следует называть вас «ваше величество»! Или по крайней мере использовать обращение «сэр».

Он говорил почти сквозь смех, но надо было видеть, с какой серьезностью и внезапно обретенным королевским достоинством отозвался на его слова Муруган.

— Вам нужно будет использовать подобные обращения, начиная с конца следующей недели, — заявил он. — После моего дня рождения. Мне исполнится восемнадцать. Это возраст, когда Раджа Палы вступает в свои полномочия. А до тех пор я всего лишь Муруган Майлендра. Обычный студент, изучающий все понемногу, включая процесс ухода за растениями. — Он презрительно осклабился. — Видимо, для того, чтобы, когда придет время, я знал, что мне делать.

— А что вы собираетесь делать, когда придет время? — Уилл находил предельно комичным контраст между этим миловидным Антиноем и столь важным положением, которое ему предстояло занять. — Какие действия вы предпримете? — продолжал он в том же шутливом тоне. — Всем врагам головы долой? L’Etat с’est Moi[88].

Серьезный тон и королевское достоинство не допускали глумления, и последовал упрек:

— Не надо этих ваших глупостей!

Уилл, которого разбирало любопытство, оказался готов немедленно извиниться:

— Прошу прощения, но мне лишь хотелось узнать, насколько абсолютной вы собираетесь сделать свою власть?

— Пала — конституционная монархия, — с суровым видом ответил Муруган.

— Другими словами, вы станете лишь номинальным главой государства. Как английская королева, которая царствует, но не управляет страной.

— Нет, нет! — почти завизжал Муруган, забыв о достоинстве будущего монарха. — Совсем не так, как в Англии. Раджа Палы не просто занимает трон, он реально правит.

Слишком взволнованный, чтобы усидеть на месте, Муруган вскочил на ноги и принялся расхаживать по комнате.

— Да, он правит в рамках конституции, но, Богом клянусь, он руководит государством!

Муруган подошел к окну и посмотрел наружу. А когда повернулся к Уиллу снова после непродолжительного молчания, его лицо словно отлили в новую форму. Оно приобрело выражение хорошо знакомой психологической ущербности, что выглядело отчасти символичным.

— Я им всем покажу, кто здесь настоящий босс! — Причем и сама фраза, и тон, которым он ее произнес, были явно позаимствованы у героя какого-то тупого американского гангстерского боевика. — Эти люди думают, что мной можно манипулировать, — продолжал он цитировать до невозможности заезженный сценарий, — как дурили моего папашу. Но здесь они глубоко заблуждаются! — И он зловеще осклабился, мотая своей неуместно красивой сейчас головой. — Очень глубоко заблуждаются, — повторил он.

Слова он цедил сквозь стиснутые зубы, почти не двигая губами и выставив нижнюю челюсть вперед, как у нарисованных преступников из комиксов; глаза горели холодным огнем в щелках прищуренных век. Выглядел он одновременно и абсурдно, и пугающе. Антиной превратился в карикатуру на всех жестких парней, какими их показывали в фильмах категории «Б» с незапамятных времен.

— Кто же управлял страной в годы вашего малолетства? — спросил теперь Уилл.

— Кучка престарелых ретроградов, — уничижительно отозвался Муруган. — Кабинет министров, Палата представителей и те, кто представлял меня лично, то есть Раджу, — так называемый Тайный совет.

— Бедные старые ретрограды! — сказал Уилл. — Их скоро ожидает шок, какого они не переживали никогда в жизни! — Легко переходя на тот же тон, он рассмеялся. — Остается надеяться, что я все еще буду здесь, чтобы лично увидеть, как это произойдет.