«При всем уважении к людям, попытавшимся что-то предпринять, я пришел к выводу, что задача невыполнима, — вспоминает он. — Я распорядился похоронить умерших в отдельных могилах и, может быть, взять у них зуб или что-то такое». Зуб сохранить проще всего, и он дает туманную надежду, что когда-нибудь, возможно, к опознанию можно будет вернуться. Это лучше, чем ничего. «В итоге иностранцы на Рождество полетели домой, а местные пригнали JCB, большие экскаваторы, и всех закопали. Они поняли, что ничего уже не смогут сделать».
Несколько месяцев назад в залитом весенним светом морге на юге Лондона мы бережно поворачивали Адама, аккуратно снимали с него футболку и складывали ее на память семье. Сейчас, в этом кабинете, я вспоминаю о нем и поражаюсь, какая пропасть отделяет «методичность» при спокойной, ожидаемой смерти и «методичность» после катастрофы с массовыми жертвами. В одном случае ты рассматриваешь человека индивидуально, в другом — делаешь максимально возможное с тем, что у тебя есть. Все бедствия разные, но есть вещи, которые остаются фундаментальными и незыблемыми. Как это обычно бывает, они проявились потому, что кто-то поступил неправильно.
В 1989 году в Темзе затонул прогулочный катер «Маркиза», маленькое суденышко, которое в 1940 году участвовало в эвакуации солдат из Дюнкерка. Посреди ночи он столкнулся с огромной драгой «Боубелл» и через полминуты затонул, потянув за собой на дно 51 человека, большинству из которых не было и 30 лет. Это событие привело к официальному изменению процедуры работы с телами погибших, потому что обращение с ними само по себе оказалось катастрофой. Как утверждает Ричард Шеперд, в то время служивший главным судмедэкспертом Лондона и юго-восточной Англии, это одна из тех трагедий — наряду с крушениями поездов, массовыми расстрелами, пожаром от горящей спички, брошенной под эскалатор на станции Кингс-Кросс (каждую неделю я прохожу мимо таблички в память о жертвах), — которые произвели революцию[38]
. Гибель сотен людей высвечивает серьезные недочеты системы, и приходится пересматривать отношение государства и корпораций к подготовке, риску, ответственности, вопросам здоровья и безопасности.Мо тогда был молодым констеблем на другом участке и не занимался расследованием по делу «Маркизы», однако у него на полке есть подшивка материалов «Публичное расследование по вопросу опознания жертв крупных транспортных происшествий: отчет лорда-судьи Кларка». Он вышел через 11 лет после того кораблекрушения и позволяет понять, почему «круги по воде» расходились еще не одно десятилетие. Суть — в удалении кистей рук.
«Если бездомный — в те дни мы их называли просто бродягами — падал в Темзу и его вылавливали два-три дня спустя, труп уже успевал разбухнуть до неузнаваемости. В воде всегда так бывает», — объясняет Мо. Смерть, даже совсем недавняя, меняет внешний вид человека, поэтому полагаться исключительно на визуальное опознание невозможно и неразумно. В упомянутом отчете приведено мнение судебного патологоанатома Бернарда Найта, кавалера ордена Британской империи: даже близкие родственники часто сомневаются, ошибаются, отказываются узнавать, и это касается в том числе свежих трупов[39]
. Под действием гравитации некоторые части тела сплющиваются при контакте с твердой поверхностью, тело раздувается и бледнеет, и все это в совокупности искажает черты, делает их незнакомыми. Когда в человеке угасает динамика — выражение лица, движения, взгляд, — сложно признать то, что остается.В целом из Темзы выуживали людей того сорта, которые при жизни уже имели дело с полицией, поэтому их отпечатки пальцев имелись в базе данных и теоретически позволяли быстро провести опознание. Однако после пребывания в воде задача осложнялась: кожа у трупа покрывалась складками, как после долгого купания, и белела независимо от расовой принадлежности покойного. Отпечатки пальцев становились неразличимыми. «По этим причинам у утопленников отрезали кисти рук, — продолжает Мо, — и клали в сушильный шкаф в дактилоскопической лаборатории. Потом руки высыхали, и можно было снимать отпечатки пальцев».
В случае расследования кораблекрушения «Маркизы» эту тактику индивидуального опознания применили в массовом масштабе, причем в отношении тех, кого вряд ли дактилоскопировала полиция. Пропитавшаяся водой кожа теряла эластичность и начинала отслаиваться, дополнительно затрудняя процедуру, а в морге не было необходимого сложного оборудования — оно было в лаборатории в Саутуарке, где, в свою очередь, не было возможности работать с трупами. В итоге жертвам начали отрезать кисти, как обычным утопленникам.